Клуб неисправимых оптимистов - стр. 58

В час двадцать пять ночи санитар Игорь помог вытащить раненого и услышал, как Володин выругался, обнаружив кровь на белом сиденье. Человек может прожить в Париже тридцать лет и говорить по-французски без малейшего акцента, но, выйдя из себя, он ругается на родном языке. Когда два изгнанника встречаются за границей, они испытывают чувство счастья вне зависимости от собственного прошлого. Им были суждены ненависть и взаимоуничтожение. Они упали в объятия друг друга. Как же хорошо было услышать обращение по имени-отчеству, во Франции, как известно, у людей есть только имя и фамилия. Обоим показалось, что они ощутили аромат родной страны, им почудились ее музыка и свет, хотя один был белогвардейцем, православным, антисемитом, женоненавистником и ненавидел большевиков, а другой – его исконным врагом, «краснопузым», с энтузиазмом и по велению души участвовавшим в строительстве коммунизма. На родине подобные различия заставили бы их прикончить друг друга, на чужбине они растворились в воздухе. Тем более что оба страдали бессонницей.

Я впервые в жизни прогулял лицей. Раньше мне это никогда не приходило в голову, я даже самые скучные занятия высиживал со стоическим смирением. Но теперь все изменилось, у меня появилось серьезнейшее основание для такого поступка: Сесиль нельзя было оставлять одну. Я вышел из дому, как делал каждое утро, и отправился в больницу «Кошен». Там был просто проходной двор. В палате Сесиль осталось всего три пациентки. Я спросил медсестру, куда ее перевели, она ответила недоуменным взглядом, устремилась в палату и окаменела при виде пустой койки и распахнутого шкафа:

– Больная сбежала!

Перепуганная сестра схватила трубку, позвонила на пост охраны, чтобы предупредить об исчезновении пациентки, и коротко ее описала. Никто не видел Сесиль. Проявился профессор со свитой студентов, и ему сообщили неприятную новость. Сестра заверила, что всего четверть часа назад проверяла больную и та спала, а потом… Она не договорила. Профессор наградил ее множеством нелестных эпитетов, был крайне агрессивен, оскорблял женщину, а она не реагировала. Он повернулся к студентам и бросил через плечо:

– Вы еще здесь, идиоты? Чего ждете?

Профессор вошел в палату и захлопнул за собой дверь, даже не взглянув на меня. Студенты и медсестра разлетелись, как стайка перепуганных воробьев, и принялись опрашивать посетителей и пациентов. Сесиль испарилась. Я покинул больницу. Заходил в кафе на противоположной стороне улицы, задавал вопросы официантам, но никто ничего не видел. Я спустился по улице Сен-Жак к Сене, заглядывая по пути в кафе. Ни следа Сесиль. Лелея в душе безумную надежду, я поднялся в квартиру на набережной Августинцев. В квартире царил разгром. Мне стало не по себе, я почувствовал себя начинающим грабителем. Я долго ждал Сесиль, бродил по комнатам, твердя про себя, как заклинание: «Она сейчас придет… Она сейчас придет». В алькове висели часы, сделанные во Франш-Конте. «Она будет дома в десять».

Часы прозвонили, и я пошел к входной двери, уверенный, что она возникнет на пороге как по мановению волшебной палочки. Ничего не произошло. Стоя у окна, я искал Сесиль глазами в толпе. В половине одиннадцатого я стоял, уткнувшись носом в стекло часов. «Она вернется в одиннадцать. Она не может не прийти». С одиннадцатым ударом надежда рухнула. Глупо было верить в чудо. Я ушел, оставив ключи под ковриком, испытывая липко-неприятное чувство, что Сесиль не вернется и, если сделает еще одну глупость, я об этом не узнаю. Я засунул под дверь записку: «Предупредите меня, что бы ни случилось. Мишель Марини» – и номер телефона. Я бродил по кварталу, заглядывал в магазины и кафе, куда обычно ходила Сесиль, обошел улицы Сент-Андре-дез-Ар и Сен-Сюльпис. Никто ее не видел. Понурив голову, я шел вдоль решетки Люксембургского сада. Возвращение в исходную точку. Направление – лицей Генриха IV. Радоваться было нечему. Я тщетно пытался найти предельно правдоподобное объяснение своего прогула, которое даже такой хитрец, как Шерлок, не подверг бы сомнению и не вознамерился проверить. В этой вечной игре в кошки-мышки я был маленьким, насмерть перепуганным зверьком, который не знает, как спастись. Старый пройдоха Шерлок все поймет и разорвет меня на куски. Я смирился с грядущей казнью у входа в театр «Одеон», в нескольких метрах от фонтана Медичи. Было около двух, вот-вот должен был прозвенеть звонок, но я вдруг застыл на месте. «Если Сесиль там нет, я больше никогда ее не увижу».