Клуб Анонимного Детства - стр. 5
Помолчали. Из самого отдаленного угла, как казалось, в темноте-то не видать, послышался продолжительный выдох. Кто-то хотел сказать о наболевшем. Такое ощущение повисло в воздухе и держалось до первого звука. Человек сидел ближе всех к выходу, он не хотел произносить слова.
– Мое детство почти ничем не отличалось от вашего: горки, зима, коробки, кроме одной детали, одного человека. Она сильнее всего врезалась в память, ни до, ни после такого не было. Все остальное размыто. Мы росли вместе: один двор, одна улица. Потом учились в институте, я поступил на психологический факультет, она – на педагогический. Тусили вместе, отношения как-то закрутились сами собой, я не скрывал симпатии, но и не действовал. Честно признаться, в россказни о всеобъемлющей любви я не верил. А вот в расстройство личности – да, тем более что я их видел и изучал. Все случилось внезапно, словно вспышка на солнце. Нас обоих замкнуло. Это было тяжело, как зависимость, не романтика по большому счету, а именно мучения. Чем ближе мы становились, тем было больнее, а мы провалились друг в друга. Потом качели, угрозы, безумие. Я лежал в больнице, пил таблетки, она тоже лечилась от срывов. Алкоголь, молодость… Все это привело к взрыву. Я понимал, что не выдержу, что еще раз – и меня точно посадят в психушку надолго, что вся моя учебная деятельность будет разрушена, и я просто уехал. Собрал одну сумку, взял рабочий ноутбук и уехал. И вот спустя несколько лет вернулся. Вы когда-нибудь встречались с тем самым человеком через какое-то время? Возможно, на улице, возможно, в компании. В голове проносятся звуки, в кончиках пальцев пульсирует сердце, на языке появляется тот самый привкус. Но это уже совсем незнакомый человек. Забавно, как может вся жизнь уложиться в одно имя – имя этого чужого человека. А ведь были просто дети. У Булгакова есть рассказ «Морфий», там записи из дневника молодого врача про тяжелую, развивающуюся зависимость. Но началось все так же: с человека и желания о нем забыть.
– Вы доктор?
– Я был доктором. Сейчас, слава богу, я лишь голос в темноте.
Обладатель голоса встал со стула, шелестнул верхней одеждой и тихо пошел прочь.
– Мы все здесь лишь голоса в темноте, – сказал кто-то и запнулся. – В конце концов, вам как доктору это должно быть известно лучше всех здесь присутствующих. Мы… – Человек брал высокие ноты, потом останавливался и снова продолжал свою речь. Он говорил всем и каждому, и тем, кто сидел на сцене, и тем, кто находился в зрительном зале. – В утробе матери мы все находимся в темноте, и я уверен – слышим голос, который со временем станет самым любимым и родным. Все начинается там, где нет света. Во вселенной темно, но там полно жизни, которую мы и представить себе не можем, главное – не остаться во мраке навсегда, а переродиться. Мы все выйдем из этой комнаты, а вы не оставайтесь слишком надолго со своим горем, – обратился он к уходящему доктору. – Вам стоит простить себя.
Шаги на мгновенье остановились. Кажется, кто-то услышал «я постараюсь», но это не точно. Кто разберет в темноте.
Помолчали немного.
– А меня бабушка на рынок ранним утром за сметаной посылала. Рынок тогда деревянный был, уличный, посреди поселка стоял, все там друг друга знали. А сметану или молоко разливали из огромных бидонов ковшиком с длинной ручкой. Яйца куриные, рыба, выловленная пару часов назад. Ягоды сезонные, грибы, мед, у кого что с огорода. Рукоделие всякое и выпечка. Все на рынке было. Нравилось мне туда ходить, хоть и осы там летали. Главной ценностью тогда у бабушки были банки. Стеклянные банки и крышки от них – не железные, а резиновые, что ли. За эти банки тряслись, а я что-то забылся: пошел, как обычно, яйца взял, и банку сметаны мне налили. Иду себе и вижу: вдалеке девчонки на качелях качаются. Я решил повыеживаться и давай эту банку, полную сметаны, подкидывать и ловить одной рукой. Приноровился, чем ближе к ним, тем выше банку подкидываю. И вот мимо них с таким длинным вздернутым носом прохожу, аж сам себе рад! Одним глазом на соседскую девчонку посмотрел, отвлекся, и банка пролетела в миллиметре от руки. Разбилась вдребезги! Девчонки хохотали, им тоже за банки доставалось. А я еще выше нос задрал, рукой на эту банку с медленно растекающейся сметаной махнул и дальше пошел, типа ничего и не было. А у самого сердце в пятках, сопля на плече! Получу, думаю, сегодня. И получил, конечно. Но бабушка новую банку дала, я снова пошел на рынок и на этот раз не паясничал.