Клио и Огюст. Очерки исторической социологии - стр. 18

Почему не сработала теория Маркса? Однозначного ответа на этот вопрос до сих пор не дано. Наиболее вероятная версия заключается в том, что главной помехой стало изначальное неравенство самих людей. Если вернуться к примеру тех гипотетических десяти рабочих, которые стали получать по десятке, то справедливость здесь оказалась мнимая. Ведь получали они все поровну, а работали в меру своих сил, которые у разных людей разные. Любая попытка учитывать природное неравенство приводит к тому, что один человек неуклонно становится богаче, а другой – беднее. Эта ситуация имеет тенденцию к углублению. Если же равенство получаемой доли сохраняется вне зависимости от личного вклада, это приводит к тому, что лучшие работники теряют мотивацию к напряженному труду и начинают подравниваться под худших. Это ведет к коллапсу экономическую систему в целом.

Как этого можно избежать? В советское время надежды возлагались на воспитание «нового коммунистического человека», который работал бы с полной выкладкой даже в том случае, если у него не было материальной заинтересованности в этом. Но, увы, такой человек сформирован так и не был. Трудолюбие (если это не трудоголизм) оказалось тесно связано с личной заинтересованностью. Разнонаправленность миллионов частных интересов погубили коммунистическую систему на корню.

Возможные ответы на не разрешенные марксизмом вопросы даны в работе американского социолога Ричарда Лахтмана. По его мнению, суть истории составляет не только конфликт класса господствующего, но и конфликты внутри господствующего класса – между разными его группами. В своей книге «Капиталисты поневоле» Лахтман пишет: «Маркс и его последователи не способны объяснить, почему конфликты между одними и теми же классами в разное время приводят к различным результатам, даже если положение подчиненного класса в производственных отношениях неизменно. Теория конфликта элит справляется с этой проблемой, признавая, что элиты определяются по своим возможностям упредить те изменения в производственных отношениях, которые угрожают их автономии. Подчиненный класс, напротив, не способен сопротивляться разным маневрам элит, которые увеличивают силу одной из них за счет другой. Эта неспособность – определяющая в вопросе подчинения класса-производителя. Это важная часть самой основы коллективного правления элит над неэлитами, и именно из-за нее изменения в классовых отношениях должны дожидаться изменений в элитных отношениях»[14]. Сейчас сложно сказать, сможет ли теория Лахтмана осветить все вопросы, которые история ставит перед социологией. Но одно можно утверждать совершенно точно: события, произошедшие в России в конце XX–XXI в. и на Украине в начале XXI в., классической марксистской теорией описываются весьма блекло. Теория Лахтмана дает более глубокое понимание. Ни в том, ни в другом случае речь, конечно, не идет ни о «буржуазных», ни о «феодальных» революциях. Речь не идет о противостоянии «демократических сил» «патриотическим» и пр. Произошедшее необходимо понимать как конфликт элит, взявших на вооружение разнообразные лозунги. «Последствия элитных конфликтов для классовых отношений являются косвенными. Конфликты элит увеличивают способности одного или другого класса, сокращая разделение внутри него. Когда конфликты стирают разделение элит, выжившая элита получает преимущество над классом-производителем потому, что она больше не ограничена в своих действиях способностями конкурирующей элиты. Способности подчиненного класса увеличиваются и в том случае, если фракции внутри этого класса, некогда связанные с разными организациями элит, способны объединиться против недавно укрупнившейся элиты»