Клинок Минотавра - стр. 11
Спрятав зеркальце и окончательно совладавши с предательницей-ногой, Натан Степаныч огляделся. Ушел поезд, остановившийся в сей глуши на полторы минуты, каковых только и хватило, чтобы спрыгнуть на песчаную насыпь. И станционный смотритель, проводивший его мутным взглядом, вернулся к себе. Ожившая было станция вновь погрузилась в ожидание. Тихо переругивались бабки-лоточницы, выясняя, у кого ныне пирожки вышли лучше, и худоватый человек в коричневом пиджачишке вновь и вновь перелистывал затертую до дыр газету. Крестьянское многочисленное семейство сидело по лавкам, и глава его, седой, но крепкий еще мужик, чего-то там у смотрителя допытывался. Смотритель отмахивался. Рыжая курица пыталась выбраться из корзины, и девчонка с длинными белыми волосиками тыкала в нее палкой, приговаривая:
– Сиди, сиди…
– Этак ты ее только напугаешь, – сказал Натан Степаныч. – Ты ее погладь…
– Так она клюется, – возразила девчонка. И рядом тотчас появилась женщина в черном вдовьем платке, наброшенном на поредевшие волосы.
– Аська! – она дернула девчонку за косицу. – Тебе что было велено?
– Не ругайте девочку, милейшая, – Натан Степаныч улыбнулся, он знал, что улыбка его лишена всяческого очарования, и что само лицо, строгое, грубоватое, с крупными чертами, производит впечатление отталкивающее. – Вы лучше подскажите мне, как до Новых Козлов добраться.
Женщина уставилась на него, шевеля губами. Староверка? Не понять… если так, то разговаривать не станет.
– Так… по дороге… вон тама и начинается…
Дорогу Натан Степаныч и сам заприметил, обыкновенную, песчаную, местами – с красноватыми проплешинами глиняной шкуры, с намертво выбитыми колеинами, в которых, надо полагать, по осени набирается вода. Дорога сия уводила в лес, начинавшийся с полупрозрачных нежных березок, но за ними проглядывали темные громадины елей…
– И далеко?
Женщина вновь задумалась.
– С три версты…
Далеко. В прежние-то годы три версты не были расстоянием для Натана Степаныча, случалось ему хаживать и поболе, однако когда то было? Уж верно, не теперь, когда спина все еще ноет, а предательскую ногу мелко подергивает. И ботиночки-то на нем новые, купленные в дорогой обувной лавке, жмут неимоверно. Захотелось пофорсить дурню старому…
Он вздохнул, представив, как будет идти, нести палевый свой чемодан с блескучими латунными ручками, не тяжелый – в нем всего-то две смены белья, запасной костюм, несессер со всякой мелочью и записная книжка. Однако Натан Степаныч знал подлое свойство дороги, когда с каждым пройденным шагом самая легкая ноша тяжелеет…
– А вам чего там? – поинтересовалась женщина, вздыхая.
До вечернего состава было еще часа три… скучно.
– Мне не туда, мне в усадьбу княжескую, – ответил Натан Степаныч, доставая кисет с табаком и бумагу. Папироску скрутил быстро, ловко, и в этом было свое удовольствие, не понятное нынешним любителям сигарет. Быть может, сразу в пачке и проще покупать, однако же разве возможно в тех, машинами сотворенных, папиросах сохранить живой табачный аромат? И само это ощущение, полупрозрачного лепестка бумаги, что ложится на ладонь, сбившегося табака, который надобно размять пальцами, разве оно само по себе не часть древнего ритуала курильщика?
Однако же от взгляда Натана Степаныча не ускользнуло, сколь переменилась женщина при упоминании усадьбы. Побледнела. Помрачнела и сделала попытку отступить, но была остановлена взмахом руки.