Клин клином: рецепт счастья - стр. 16
Закинув белье в стиралку, я поняла, что выдохлась, и все-таки легла. Тут же прибежал Мент и устроился у меня на животе, сладко мурлыча. Уснуть бы – но сон не шел, только полудрем, сквозь который просачивались не самые веселые мысли.
Да ладно, совсем не веселые!
Я сказала, что ничего не помню, и в тот момент это было правдой. Но не успела закончить фразу, как в голове словно прожектор включился – вместо тех жалких вспышек, выхватывающих отдельные моменты. Невеселье заключалось в том, что секс был не просто хорош, а… очень хорош. Одна засада – это не имело ко мне ни малейшего отношения. Потому что Володька был вовсе не со мной. Только полная дура этого не поняла бы.
Лучше бы я действительно ничего не помнила.
Надо сказать, с интимом, как и со всей прочей личной жизнью, у меня складывалось, мягко говоря, не очень. Четыре мужика – и все мимо, а пятый хоть и попал в яблочко, но…
В детстве я была просто жутким крысенком. Маленькая, тощая, с жидкими косичками и скобками на зубах. Не брекетами, а именно скобками, которые надо было раз в несколько дней подтягивать специальным ключиком. И в очках, корректирующих сходящееся косоглазие. Меня дразнили, я пиналась, кусалась и царапалась. А дома плакала. Мама утешала, папа ненадолго отрывался от компьютера, говорил, что нечего обращать внимание на дураков, и нырял обратно в свои стрелялки. Хоть бы раз сказал, что я красивая… ну соврал бы, да. Хотя свой детеныш по умолчанию должен казаться самым красивым в мире. Как все-таки важно для девочки одобрение отца, чтобы она верила в себя, а не зарывалась по уши в комплексы.
К восьми годам глаз выправился, зубы тоже, да и косички как-то попышнели, но я по-прежнему считала себя страхолюдиной. Мне нравились мальчишки – один, другой, третий, но они не обращали на меня ни малейшего внимания. То ли действовала инерция, по которой меня считали пугалом, то ли выбирала не тех, но не суть. С каждой такой невзаимностью я все больше и больше убеждалась в своей непривлекательности. Мама уверяла, что я очень даже симпатичная, но это не работало.
Потом появился Захар, который разговаривал со мной только по большой необходимости. Поначалу это меня вполне устраивало, потому что и сама не рвалась с ним общаться. Но когда стала превращаться в девушку, отсутствие даже минимального интереса только подтвердило: да, я – уродина!
Нет-нет, я вовсе не хотела никакого мужского внимания с его стороны, наоборот. Но моя подруга Галя без конца жаловалась на своего отчима, что тот ее лапает.
«Почему ты не скажешь маме?» - удивлялась я.
«Говорила. Она не верит. А они все такие. Женятся на пожилых, а тут рядом свеженькое мясцо».
Если они, отчимы, и правда «все такие», а Захар меня не замечает, значит, со мной все безнадежно. Почему я не допускала, что ему в принципе не интересна малолетняя дочь жены? Видимо, потому, что он мне изначально не нравился и я охотно поверила бы в любую гадость.
Второй мамин развод я пережила гораздо тяжелее первого, хотя и старалась этого не показывать. Вроде и радовалась, что избавились от мразотного Захара, но маму это очень сильно долбануло, а мне было плохо потому, что плохо было ей.
На фиг вообще этот замуж, сказала я себе, если потом так приходится страдать. Все равно все разводятся.