Клеймо ювелира Перхина - стр. 17

– Заеду к дяде Христофору после работы, – продолжал Виктор, – у него наши колёса в

гараже. Позвоню.

– Я хотела с тобой, – ей нравился Христофор. Доброжелательный, гостеприимный, юморной.

– В другой раз. Если вдвоём приедем, начнёт суетиться, мангал разжигать. Съездим обязательно, но потом. Пойди погуляй, купи себе что-нибудь и пошли всех подальше.

Виктор посмотрел на неё, немного наклонив голову. Подскочил и обнял, в этот раз страстно целуя в губы.

– Колдунья. Не смотри на меня так, я на работу опоздаю.

Ушёл.

Варя встала у окна. Ветер шевелил её любимые веточки.

––

Ульрих Пленцдорф* (1934-2007) немецкий писатель, сценарист, драматург

Мария Сергеевна жила всю жизнь на Чистых прудах в огромной трёхкомнатной квартире, не считая маленькой комнатушки для прислуги. В пятьдесят шестом затеяла капитальный ремонт, обновила окна, переклеила обои, повесила две новые хрустальные люстры в большой комнате, сменила занавески, положила кафель в санузле и на кухне – сделала невозможное по тем временам. Она очень хорошо зарабатывала, да и отец оставил приличное наследство. Но она бы и без наследства справилась – ловкая, умная, трудолюбивая, пробивная, талантливый учёный и педагог. На её лекции приходили с других факультетов. Сложности, возникавшие на жизненном пути, а их было немало, делали её сильнее, проворнее и ещё успешнее. К тому же, она славилась привлекательной внешностью и отличным вкусом. С единственным мужем, отцом Серёжи, архитектором, прожила всего около трёх лет. Степан увлекался альпинизмом и сорвался со склона Эльбруса в 1948 году. Она чувствовала, что его смерть не была случайностью, он слишком увлёкся поиском пространственно-временного туннеля, который не давал покоя ещё фашистам в 1942 году. Но тема была слишком опасной и слишком секретной, а Степан слишком любознательным и любопытным. Она предупреждала, но он был не в силах отказаться. Геройство, подвиги не так давно отшумевшей войны, слава первооткрывателя притупляли чувство опасности. Разбираться в подробностях гибели мужа в закрытой зоне Приэльбрусья было делом абсолютно невозможным. Больше замуж она не выходила. Случилась одна попытка в конце шестидесятых с вдовцом, директором крупного завода, но уехать из Москвы она не решилась, также как не решилась предложить Серёже нового папу. Она предпочла свободу, ей не нужна была крепкая мужская спина, точнее, свобода казалась важнее. В те времена редкая женщина была способна на подобные рассуждения, но у Марии Сергеевны перед глазами маячил холодный и практически формальный брак родителей, так что она отвечала за свой выбор.

Мать была ему не пара. Ему не было пары в принципе, он жил прошлым. Но что там творилось в этом прошлом, оставалось табу. Мать молчала, в лучшем случае, говорила, что эти вопросы не к ней, так как у неё в прошлом ничего нет, что бы так трагично влияло на

их брак. Сначала он отмахивался, мол, всему своё время, и он подождёт, когда Маша вырастет, но и потом молчал. Почти до самой смерти. Как бы там ни было, Мария Сергеевна появилась на свет благодаря этому браку, и отец у неё был хороший. Не просто хороший, а необыкновенный, стоял недосягаемой вершиной и продолжает стоять.

Мария Сергеевна сидела за большим дубовым столом, покрытым плюшевой скатертью с помпончиками по внешней кайме и тяжёлыми кисточками по углам. Перед ней, рядом с печатной машинкой, телефоном и подносом с лекарствами стояла коробка со старыми