Клетка - стр. 41
КГ протиснулся в щель огромной, тяжеленной двери, ему открылась узенькая лестница, совершенно не соответствующая помпезному входу. Возможно, эту кривоватую лестницу пристроили в более поздние времена, когда здесь уже не было ни лошадей, ни карет.
Нет, он выбрал этот вход не случайно. Как там говорил Димон? Закон непременно придет туда, где есть преступление или где есть подозреваемый. Что бы это значило? Арестованный, подозреваемый в преступлении… Закон и преступление притягивают друг друга. Так устроена вселенная. Значит, случайно зайдя в эту парадную, он непременно найдет искомый кабинет дознавателя.
На первом этаже никого не было. Сверху по ступенькам скатился мячик. Толпа мальчишек с криками промчалась мимо Бориса. Двое застряли у его ног и, хватаясь грязными руками за брюки, стали прятаться друг от друга. КГ хотел оторвать их от себя, но боялся, что может сделать им больно и они закричат. Ему совсем не хотелось привлекать к себе чье-либо внимание. Следующий раз надо бы взять с собой конфеты. Бросил бы горсть карамелек вниз, они и убежали бы за ничтожной подачкой.
Второй этаж. Здесь все и начинается. Дверь с лестницы вела в коридор, убегающий в дымную, мутную даль. Как он и предполагал, по обеим сторонам – множество дверей. Все двери открыты. Почти все. За ними – крошечные комнаты. Взад и вперед бегали дети. Во многих комнатах на кроватях лежали полураздетые люди – кто-то болел, кто-то просто валялся, одна женщина положила подушку прямо на пол у порога своей двери. В других комнатах сидели за столом. Курили, ели картошку с селедкой и луком, ели яичницу с макаронами.
Пробежала стайка озабоченных девочек-подростков. Борис посмотрел на группу сзади, в этом слабоосвещенном коридоре ему показалось, что на хулиганистых девчонках ничего не было, кроме коротеньких фартучков. Глядя на круглые попки и голенькие трогательные плечики – или просто обтянутые тонким трикотажем телесного цвета, разве разберешь в этом мглистом полумраке? – КГ почувствовал, что ему совсем не хочется спрашивать у окружающих, где находится кабинет дознавателя. Может, кстати, его правильней называть кабинетом следователя.
Борис дошел до общей кухни, там был пар, чад и что-то стряпали. «Как спросить? Надо спросить о ком-то, связанном с законом. У мадам Гаулейтер племянник – лейтенант КГБ. Его зовут, кажется… Редько его фамилия. Буду узнавать, где можно найти лейтенанта Редько».
Он зашел на кухню и, вместо того, чтобы задать вопрос о лейтенанте Редько, спросил о совсем другом:
– Извините, вы не скажете, как далеко идет этот коридор? Мне говорили, что надо идти до самого конца.
Из кухонного чада выскочило огромное красное распаренное женское лицо и произнесло, отдуваясь:
– Коридор идет вдоль Салтыкова-Щедрина, потом поворачивает направо, потом налево вдоль Манежного переулка, потом опять направо, идет вдоль улицы Восстания, доходит до Невского, а там по Невскому, Лиговке и до Обводного канала. Дальше не знаю. Никогда туда не ходила. Да и вам не советую. Впрочем, я вижу, вы, как все, кто с галстуком ходит, себе на уме. Что вам слушать меня, простую необразованную бабу? Делайте, что считаете нужным.
Сказала и снова исчезла в кухонном чаду.
КГ, обескураженный, побрел дальше.
Кого он ни спрашивал, никто не знал, где заканчивается коридор. Никто не доходил до его края. Бесконечные проходы, закоулки, тупички, переходы, поворотики. И двери, двери, двери. Иногда – шикарные, резные, но чаще – дощатые, ветхие, щелястые, обшарпанные, облупившиеся, обитые железом, крохотные, покосившиеся, с помпезными литыми рукоятками, с жалкими ручками на одном гвозде, вообще без ручки… Жилые комнаты, чуланы, кладовки, коммунальные кухни, сортиры, убогие закутки, которые с большой натяжкой можно было назвать ванными комнатами. За дверьми живут трудящиеся, одинокие, семьями, за каждой дверью все новые и новые семьи. Молодые рабочие, студенты, совсем старые, мыслители, музыканты, учителя, пенсионеры, мелкие клерки, чиновники, медсестры, церковные служки – похоже, кто только не обитал за этими дверьми. Представителей властей предержащих он здесь не заметил. Власти и партноменклатура не живет в коммуналках. Разве что кто-то забежит по делу, на минутку, и тут же убежит, брезгливо сбрасывая с себя мимолетные впечатления, – так думал обо всем этом Борис.