Клетка - стр. 18
Главное состоит в том, чтобы выяснить наконец, – кто меня обвиняет? Какое ведомство ведет дело? Если, к примеру, это котлонадзор или лифтреммонтаж, то какое это может иметь отношение ко мне? Здесь явная ошибка. Вы служащие этого ведомства. Но на вас нет формы. Вот то, что на вас, – Борис обратился к тому, кого называли Вованом, – если это форма, то это скорее костюм рабочего или дорожная одежда. Я требую в этом вопросе полной ясности. Требую. Потому что после выяснения этого важного обстоятельства у нас не останется друг к другу вопросов и мы сможем, наконец, расстаться. И расстанемся друзьями – так, как и положено гражданам нашего уникального государства, построившего для своих трудящихся самое справедливое на свете общество развитого социализма.
Инспектор двумя руками поднял ночничок за основание, резко стукнул им по столу и вскочил со стула.
– Вот тут вы глубоко ошибаетесь, мил-человек. Во-первых, трудящийся трудящемуся рознь. Еще мы не знаем, какой вы трудящийся. А вот что точно известно, так это что вы арестованный. Теперь о вашем деле. Мои сотрудники уже несколько раз объясняли вам, что ни они, ни я, а еще я сам добавлю – ни эти товарищи, – он показал в сторону двоих молодых людей, – не имеем ни малейшего отношения к вашему делу. Может быть, охранники что-то вам наболтали, но я не советую придавать их словам хоть какое-то значение. Мы лишь делаем нашу работу, которая поручена вышестоящим начальством. Даже если бы мы были в форме нашего ведомства, ваше дело от этого никак не ухудшилось бы и, естественно, не улучшилось бы тоже. Я не имею права отвечать на ваши вопросы. А вот совет могу дать. Поменьше надо думать о нас, почему и за что вас арестовали. Подумайте лучше о своей судьбе. Сосредоточьтесь на том, что вам теперь надо делать и как вам выпутаться из этой передряги. Хватит бесконечно кричать: «Я не виноват, я не виноват». Нам это все равно. Нам от этого ни холодно ни жарко. Нам с вами еще придется много времени провести вместе. А вы все делаете, чтобы испортить то благоприятное впечатление, которое, как мне доложили мои подчиненные, попервоначалу произвели на нас. Посдержанней и помужественней надо вести себя. Сразу видно, что не коммунист. Вы член партии? Нет. Это заметно. И, скорее всего, не коренной национальности, хотя это нас не касается. Вы тут нам столько всего наговорили сразу. А это, между прочим, и так яснее ясного. Сказали бы всего два слова. А что до остального – так это все лишнее и никому это не надо. Только воздуха сотрясаете. У нас тоже нервы есть, и, между прочим, они не железные, совсем не железные. Мы к вам всей душой, а вы – без всякого уважения. Хотя вы же понимаете, что мы при исполнении.
Кулагин с удивлением смотрел на инспектора. «Этот совсем еще молодой человек, ровно ничего не достигший в жизни, младший чин, – есть ли у него вообще какой-либо чин? – отчитывает меня, словно школьника. И ни слова о том, за что арестовали, кто арестовал, кто принял решение об аресте».
Борис разволновался, стал бегать по комнате взад-вперед – никто ему не препятствовал, – остановился перед двумя молодыми людьми и закричал, обращаясь к ним:
– Вы хоть понимаете, что это полная бессмыслица?
Молодые люди взглянули на него с сочувствием, но тем не менее достаточно строго и с чувством собственного достоинства.