Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы - стр. 7

. Через несколько лет о том же писал Жуковский: «…мы еще не богаты произведениями превосходными; наша словесность едва начинает выходить из младенчества; оригинальных русских книг весьма немного (я говорю об одних хороших) <…>»31. И в начале 1810-х гг. воспроизводилась эта точка зрения: «Словесность наша не совсем еще образовалась, по крайней мере в некоторых частях; молодые наши писатели не имеют еще довольно образцов пред собою, не знают, чего избегать им должно и чему следовать»32.

В последнее десятилетие XVIII в. в России получает распространение сентиментализм и начинаются споры о языке. Языковая реформа Карамзина конца XVIII – начала XIX в. по сути поставила под вопрос и сделала архаичной предшествующую литературу, которая теперь с трудом форматировалась как классика, поскольку не могла служить образцом для подражания. С ростом популярности Карамзина авторитеты классицизма блекнут и не могут претендовать на образцовость. Оставаясь еще в разряде почитаемых, они с 1820-х гг. выпали из списка читаемых и считались авторитетами по инерции. Начинается поляризация литературного сообщества. Возникают «Беседа любителей русского слова» (1815–1818), направленная против карамзинистов, и карамзинистское литературное общество «Арзамас» (1815–1818), противостоящее «Беседе».

Кроме того, с последних десятилетий XVIII в. в России развиваются низовая литература и низовое книгоиздание, которые осознаются представителями «высокой» литературы как конкуренты в борьбе за читателя33. В этой ситуации в 1810-х гг., особенно после войны 1812 г., послужившей толчком к формированию национальной идеологии, усиливается потребность в отечественной классике как стабилизирующем факторе.

Представители узкой высокообразованной прослойки населения России (численность ее в одно и то же время не превышала, по нашей оценке, нескольких тысяч человек) мечтали, чтобы отечественная литература встала в ряд с литературами европейских народов. Трактуя Россию как народ молодой, которому предстоит великое будущее, они рассматривали литературу как цивилизующее начало и как выражение народного духа. А. Ф. Мерзляков утверждал, например, в 1819 г., что язык и словесность – «бессмертное знамение величия народного, важнейшее, нежели бесчисленные триумфы и завоевания, святая слава при жизни и неумолкающий глас после смерти, вопиющий к потомству из гробов и развалин, главная сила ума, орган наук, орудие поучения и нравов, порядка и устройства гражданского, проповедание истины, света и Бога!»34 Через четверть века А. В. Никитенко схожим образом восхвалял литературу, называя ее «важной силой в обществе», поскольку она «действует посредством слова – а слову предоставлена власть великая, власть досозидать в человеке человека. Только она делает возможными процесс и полное образование в нем мысли – этот окончательный шаг в Царство Божие, это торжественное вступление в первенствующий сан между тварями вселенной»35. Возлагая такие надежды на литературу, представители этой среды напряженно ждали ее расцвета в России.

Тот же Мерзляков уже в 1813 г. писал: «Может быть некоторые скажут, что у нас литература еще весьма небогата и не может удовлетворить всем требованиям общества; что критика еще не найдет обильного для себя поля и что ею заниматься рано. Но правда ли, что мы так бедны? Для чего обижать самих себя! Мы уже имеем превосходных писателей почти во всех родах словесности!» и далее называл Державина, Ломоносова, Богдановича, Хераскова