Кларджес - стр. 14
Неподалеку несколько человек были увлечены азартной игрой, бросая дротики в живых лягушек; при каждом попадании столпившиеся кругом зеваки шумно вздыхали от садистического наслаждения.
«Это отвратительно!» – пробормотала амаранта Джасинты.
«Почему же ты на это смотришь?»
«Не могу не смотреть. В их кошмарной игре есть что-то болезненно привлекательное».
«Ты называешь это игрой? Это не игра! Они только притворяются, что в чем-то соревнуются. На самом деле им просто нравится убивать лягушек».
Амаранта Джасинты отвернулась: «Надо полагать, это извращенцы».
«Думаю, что все мы в какой-то мере извращенцы».
«Нет! – она решительно покачала головой. – Только не я!»
Приблизившись к окраине квартала Тысячи Воров, они повернули назад и присели в кафе «Памфилия», чтобы передохнуть.
Робот-манекен принес покрытые изморосью бокалы с рыжевато-алым коктейлем «Сангре де Диос».
«Это тебя освежит, – пообещал Кудеяр, – усталость пройдет».
«Но я не устала».
Кудеяр вздохнул: «А я устал».
Бессмертная Джасинта игриво наклонилась к нему: «Но ты же настаивал на том, что ночь только начинается!»
«Придется выпить несколько таких снадобий», – приподняв маску, он опорожнил бокал.
Вечная Джасинта задумчиво разглядывала его: «Ты так и не сказал, как тебя зовут».
«В Карневале это не принято».
«Не скромничай! Как тебя зовут?»
«Гэйвин».
«Я – Джасинта».
«Приятное имя».
«Гэйвин, сними маску! – внезапно приказала амаранта Джасинты. – Я хочу видеть твое лицо».
«В Карневале лучше не показывать лицо».
«Но это несправедливо, Гэйвин. Моя серебряная пленка ничего не скрывает».
«Только очень красивая – и тщеславная – женщина осмелилась бы надеть такой костюм, – серьезно сказал Кудеяр. – Для большинства из нас очарование возможно только тогда, когда мы надеваем маски. В твоем воображении под этой маской я могу быть волшебным принцем-избавителем. Но как только я ее сниму, я превращусь в обычного работягу».
«Мое воображение не нуждается в принцах», – возразила вечная Джасинта. Положив ему руку на плечо, она настаивала: «Ну сними же маску!»
«Позже, может быть».
«Ты хочешь, чтобы я представляла тебя уродом?»
«Нет, конечно».
«Значит, ты урод?»
«Надеюсь, что это не так».
Амаранта Джасинты рассмеялась: «Ты просто хочешь дразнить мое любопытство!»
«Вовсе нет. Считай меня жертвой не поддающихся объяснению побуждений».
«Странность, которую разделяли с тобой древние туареги».
Кудеяр удивленно взглянул на собеседницу: «Поразительно, какими познаниями блещут нынче девушки-гларки».
«Мы – поразительная пара, – согласилась вечная Джасинта. – В какой филе ты состоишь?»
«Так же, как ты, я – гларк».
«А! – она понимающе кивнула. – Кое-что из того, что ты говорил, заставило меня в этом усомниться».
Кудеяр напрягся: «Что именно? Что я сказал?»
«Всему свое время, Гэйвин, – амаранта Джасинты поднялась на ноги. – А теперь, если ты выпил достаточно, чтобы взбодриться, пойдем дальше».
Кудеяр тоже встал: «Куда тебе будет угодно».
Положив руки ему на плечи, она соблазнительно взглянула ему в глаза: «Скорее всего, тебе не понравится там, куда я хочу пойти».
Кудеяр рассмеялся: «С тобой я пойду куда угодно».
«Слова, слова!»
«Я сдержу обещание».
«Хорошо, пойдем!» – она вывела его обратно на Конкорс.
Пока они шли по бульвару, прозвенел огромный гулкий гонг: наступила полночь. Воздух стал гуще, оттенки цветов – богаче, движения празднующих – осмысленными и целенаправленными, полными ритуальной страстности торжественного танца.