Кладовка - стр. 2
Пауза.
Антенны твои – это здорово. Помнится, как их вонзал в неприятеля на задворках дома. Хорошая была шпага (берет в руки, вынимает) – немного погнулась, но еще ничего. Здесь места мало, чтобы… да и неприятелей нет, разве что пауков насаживать. (Пытается разглядеть.) Лампочка тусклая, в каких-то пятнах… да, это же я тут все красил и замызгал, но все равно красиво. Ох, мы с дядей Володей надышались. Потом кефиром очищались, точнее, я, а он чем-то другим, компотом, наверное. Мне он нравится, но я так сразу не могу ему сказать об этом – во-первых, я еще не готов, во-вторых, он может подумать, что я слишком слабохарактерный, что вот так просто разговариваю с малознакомым. Поэтому пока смотрю на него серьезным взглядом, пусть видит во мне твердость духа и характер, пройдет немного времени, и я решусь, а пока… только ты никому, да что я, не знаю, ты умеешь хранить тайны… Кстати, та тайна… она живая. Совсем забыл, но ты же знаешь, что мне нужно. Вот не надо, еще как знаешь. Я о том, зачем я сюда зашел. Ты всегда так хитро на меня смотришь, что у меня колени подгибаются… ладно, вот что мне нужно. Очень трудно начать. Я и в школе так: расскажи про свои каникулы, просит Неля Петровна, а я стою и молчу, не знаю, как будто все лето сидел в черном ящике и ничего не видел. Да, почти таком, как у тебя. Но ведь это же неправда. У меня было очень активное лето, и все, что там происходило – и поход в лес, поездка на дачу, игры во дворе и книги, которые я прочитал, – я все хотел рассказать, но что поставить на первое место, не знал.
Пауза.
Все, я решил. Я задам тебе один вопрос, ты сильно не удивляйся, просто с этого я начну делиться своей тайной. Сама тайна прозвучит позже, и она обязательно прозвучит, ты только потерпи. Как ты относишься к тому, чтобы ты пошел на что-то важное ради близкого или того, кто тебе небезразличен? (разводит руками, пытаясь объяснить, не может найти подходящих слов) Ну… если бы мне можно было обменять, то есть отдать что-нибудь взамен… я отдаю эту вещь, а мне разрешают то, что я хочу… вот было бы здорово. Я что, вещь не найду какую-нибудь? Например (ищет глазами) ты, ты согласишься… пойми: он там один, там снег, ему холодно, а ты все равно не работаешь. Ему нужнее. Я поселю его здесь. А запах… да здесь все равно складывают грязное белье.
Отвлекается, подходит к двери, прислушивается.
Это что за шум? Бабушка так не ходит, она обычно шаркает, звук, конечно, раздражает, а что делать: зажимаешь уши, считаешь до пяти, открываешь – слышишь снова – до пяти, и так, пока бабушка не дойдет до нужного места. С дедой еще хуже: он шаркает реже, поэтому приходится считать до десяти, хотя он меньше чем за тридцать отсчетов до места не доходит. Я бы сделал другие тапочки – без шумовой подошвы. Куда проще. Надо будет деду об этом сказать, он у меня поймет. Это не бабушка, точно, и еще один голос, точно не дедушкин. (Прислушивается.) Что, мама дома? А бабушка где? Блин, здесь нужно перископ установить. (Стучатся, голос: «Закрыто, снова мать закрыла», шепотом.) Мамин любовник. Блин, вот засада. Сейчас пойдут ко мне в комнату, зуб даю, что ко мне… только не ко мне. (Возня, скрежет.) Так они прямо здесь… что они делают, сейчас же дверь разнесут. Мама, ты что делаешь? Ни стыда, ничего нет. Нет, нет… как они на дверь надавили. Сколько он весит? Надо дверь… а то снесут… попридержать. Она же знает, что у нас две двери в кладовке. Не понимаю, зачем. Да, блин. Вот умора, держу дверь, на которой трахаются мама и этот новый. Да, будет чем похвастаться во дворе. У нас за такую новость уважать будут. Ничего, я потерплю, уже сил не осталось, а мы надавим и тогда… легче стало? Спугнул, что ли? Вот черт. Придется как-нибудь под кроватью спрятаться. А что делать? Не подойдешь же ты к маме и не спросишь, пусти меня сегодня под кровать, наверняка на дверь укажут.