Размер шрифта
-
+

Кладезь бездны - стр. 12

Стук в ворота оборвал и хохот, и веселые крики.

– Мир тебе, о правоверный, – гвардеец, по виду настоящий ханетта, недружелюбно высунул смуглую морду в щель между створами.

Стрельнув глазами в сторону вооруженной толпы за спиной, Ясир принялся жалостно лепетать:

– О достойнейший муж! – как много-то их в последнее время развелось, этих достойнейших мужей, чтоб их шайтаны взяли всех и сразу… – Прошу простить за беспокойство, но вот в город прибыли эти достойные люди…

Тут староста показал на темную в густеющих сумерках толпу верховых. Замотанные по самые носы, в черных рубахах и черных же тюрбанах, бану куф смотрелись подлинной инспекцией преисподней: десятка конных и еще пара дюжин рыл в седлах быстроходных верблюдов. Бедуины расслабленно поигрывали копьями, вздергивали морды коней, те сердито переступали копытами. Крепчающий к вечеру ветер трепал полы бурнусов и края тюрбанов, верблюды поревывали.

Гвардеец мрачно оглядел «гостей» и смачно плюнул Ясиру прямо под туфли:

– Ну?..

– Ну вот же ж, – засуетился староста, – а места-то у нас не больно-то и много, и вот я и подумал, о образец мужества и зерцало отваги, не согласишься ли ты и другие доблестные мужи, которые, без сомнения, суть девиз храбрецов…

– Куда ж ты нас сунуть хочешь, о сын греха? – опершись локтем о воротную створу, зевнул ханетта.

И почесал в распахнутом вороте длинной рубахи, искоса поглядывая на угрожающе молчащую, ощетинившуюся остриями пик бедуинскую свору.

– А вот в пристроечку на соседнем дворе, о сын достойнейших родителей! – расплылся в льстивой улыбке Ясир.

И тихо-тихо добавил – в том числе и нарисовавшемуся за спиной ханетты здоровенному тюрку с круглым, как дыня, лицом:

– Вас от силы дюжина, а их сорок рыл. Отъявленные головорезы, отъявленные, да покарает их Всевышний. Прошу прощения за беспокойство, но нам в городе беспорядки не нужны…

Со двора крикнули:

– Чего там, Абдулла?..

Ханетта расслабленно отозвался:

– Да толпа народу еще подогналась, говорят, надо потесниться…

И, еще раз зевнув, сказал Ясиру:

– Старшой отошел, а без него ответа дать не можем… Начальник – он, сам понимаешь…

Староста закивал, но закивал с облегчением: разумно сказано – разумно сделано. На рожон солдатики не полезут, зачем им, у них поручение важное, вроде как кого-то они везут, то ли пленника знатного, то ли еще кого, впрочем, люди говорили, что вроде как сумеречника. Ну и пусть их, лишь бы бедуины в драку не перли.

Но они поперли.

– Эй ты, ханетта!

Так.

За спиной Ясира затопотал верблюд.

Староста сгорбился, когда его обдало пылью и жарким смрадом огромной скотины. Боязливо, на манер ящерицы, Ясир поглядел через плечо и вверх.

Бедуинский главарь носил щегольский тюрбан со свисающим чуть ли не до пояса концом. Одной рукой он поигрывал пикой, другой – в массивных перстнях-печатках – перебирал складки тюрбанного хвоста.

– Выметайтесь, – оскалил зубы главарь. – Не то весь здешний квартал будет должен нам за воду.

У Ясира подогнулись коленки.

Ханетта вдруг дернулся в сторону – мимо уха у него что-то свистнуло и брякнулось о землю прямо у туфель старосты. В некотором ошалении Ясир понял, что это обглоданная кость куриной ноги.

– Кто-кто будет должен за воду?

Хороший ашшари и непривычный звякающий голос так странно не сочетались между собой, что Ясир заморгал: так щуришься и отводишь взгляд, чтоб не смотреть на красное пятно в больном глазу калеки.

Страница 12