Кирие Элейсон. Книга 5. Низвергая сильных и вознося смиренных. - стр. 8

– Что? Почему ты не привела её сюда? Ты знаешь, чёртова кукла, сколько прошло времени?

– Она не хотела ехать, я её долго уговаривала, но они хотели остаться наедине, они хотели, хотели…

– Молчи, дура! – И Мароция повернулась к слугам. – Коней, люди, коней! Живо! Я с вас кожу сдеру!

Испуганные слуги были проворны, два коня были незамедлительно предоставлены хозяйке замка.

– Ты не одета должным образом, сестра, – боязливо встряла Теодора.

– Заткнись! – ответствовала будущей императрице Мароция. – Люди! Фабиан, быстро мой дорожный кошель и прими меня! Кто-нибудь, примите госпожу Теодору.

Фабиан, коренастый слуга её двора, оседлал коня и усадил перед собой свою хозяйку. Аналогичная процедура было совершена с Теодорой.

– К епископу, в Город Льва, как можно скорее, коня не жалеть! – прокричала Мароция, и слуги её едва успели открыть ворота и отскочить в сторону.

До папского дворца от Замка Ангела всего пара минут галопом. Однако по пути через ворота Города Льва вышла неожиданная заминка: туповатая стража остановила Мароцию и запросила разрешение у начальника охраны. Несколько минут, пока ревностные слуги честно исполняли свой долг, им пришлось выслушать в свой адрес целый поток чудовищной брани и богохульств, извергнутый из уст очаровательной маленькой женщины, въезжавшей в пределы главного града католической Церкви.

Но вот наконец и базилика Святого Петра и папские покои, примыкающие к ней. Едва поднявшись по каменной лестнице к дверям покоев понтифика, Мароция поняла, что она опоздала. Дворец гудел, как разворошённый медведем пчелиный улей, по коридорам бестолково метались слуги с испуганными не то за себя, не то за своих хозяев лицами. Паломников, посетителей и прочих незваных гостей стража бесцеремонно выталкивала прочь, а многочисленные служители Церкви низших чинов громко и вразнобой молились, что и создавало странный низкий гул, так поразивший Мароцию.

Расталкивая слуг в стороны, сбросив свои сандалии, она бежала в папскую приёмную залу. По мере её движения диаконы прекращали свои молитвы, с любопытством и состраданием глядя ей вслед, папские нотарии подобострастно склоняли плешивые головы. Мароция ворвалась в приёмную и увидела лежащих прямо на полу и задыхающихся от наступающего паралича дыхательных путей папу Иоанна Десятого и свою мать. Теодора ногтями разрывала на себе рубашки, понтифик, невероятным усилием и к неописуемому ужасу очевидцев, порвал массивную цепь своего парадного креста. В приёмной было полно народу, обступившего умирающих со всех сторон, в их числе находилось несколько епископов и кардиналов, оказавшихся в этот скорбный час в базилике Святого Петра.

– Все вон! – рявкнула, невзирая на чины и титулы, Мароция, и люди в спешке и сумятице кинулись к дверям.

Закрыв за последним ушедшим, Мароция кинулась к матери, на ходу расстёгивая кошель. Она приподняла ей голову, чтобы влить снадобье, но Теодора отстранилась.

– Ему! Сначала ему! – прохрипела она, отталкивая дочь.

– Никогда!

– Ему, иначе я позову слуг!

– Теодора, пей! Спаси себя ради меня, – ещё более страшно хрипел Иоанн.

– Молчать! – завизжала Мароция, и из её глаз брызнули слёзы.

– Ему! Я прокляну тебя! Ему! Люди! Ты не добьёшься ничего!

– Теодора, умоляю тебя, любовь моя, пей!

– Ему!

Мароция повернулась к Иоанну, яростно дёрнула его за седые волосы, чтобы поднять голову, и зло влила ему в рот противоядие. Затем она вернулась к своей матери, и та на сей раз позволила дочери попытаться спасти её.