Кирие Элейсон. Книга 3. Выживая-выживай! - стр. 28
Состояние толпы достигло своего восторженного экстремума в момент, когда папские носилки под рев труб местных герольдов и нескончаемого звона колоколов остановились в центре площади перед базиликой и из носилок вылез тщедушный и подслеповатый Сергий. Городская милиция выбивалась из сил, пытаясь оттеснить толпу от понтифика, живенько проследовавшего к ступеням церкви, на которых его приветствовал местный клир. Сергий моментально углядел в толпе встречающих статную фигуру Джованни да Тоссиньяно, высившуюся над прочими старцами, в большинстве своем согбенными под гнетом прожитых лет. Иоанн к тому же был единственным, кто не пожирал вожделенным взглядом приближающегося понтифика, его взгляд был устремлен несколько в сторону от Сергия, и тот, слегка обернувшись по ходу движения и в направлении взгляда Иоанна, ожидаемо узрел фигуру Теодоры, которая смело продвигалась вдоль толпы и время от времени бросала людям россыпь нуммий.
В первый день приезда папы никаких значительных мероприятий не предусматривалось. После дневной мессы понтифик направился в усыпальницу равеннских епископов, где отдал последние почести скончавшемуся епископу Кайлону – уважаемого отца церкви местный клир похоронил десять дней тому назад. Затем во дворце экзарха папу и его сопровождающих ждал торжественный, но печальный ужин, в течение которого папа, ссылаясь на свою усталость, даже запретил своим сотрапезникам обсуждать выборы епископа.
Следующий день, когда должно было состояться обсуждение кандидатур на пост епископа местной церкви, не задался с самого начала. Уже утром пошел противный осенний дождь, и было принято решение собрать высший церковный клир не на центральной площади города, а в стенах все той же базилики Сан-Витале. Впрочем, папа Сергий был одним из немногих обрадовавшихся данному факту, ибо нарушать церковные законы в узком кругу зависимых от тебя людей не в пример спокойнее и безопаснее, нежели пред лицом буйной и своевольной толпы.
Синод начал свою работу сразу после полудня. После нескольких церемоний, посвященных в основном памяти архиепископа Кайлона, заговорил папа Сергий. Все, кто доселе знал понтифика и слышал его речи, наверное, были удивлены тому, как вяло и апатично тот вел свой монолог. Это удивление было вполне оправданным. Сергий действительно говорил против своей воли и желания, приводя в доказательство своей правоты аргументы, которые он сам страстно желал опровергнуть, говорил о версиях, в справедливость которых сам не верил ни на йоту, да к тому же постоянно чувствовал на себе пронзительный взгляд римской шантажистки, которая в этой зале была самой внимательной его слушательницей. На лице Теодоры время от времени появлялась отчетливая досада, когда она слышала фальшивые нотки в скрипучем голосе Сергия или же когда его аргументация хромала на все четыре лапы. Тем не менее Сергий до капли испил свою чашу унижений и, начав с политической ситуации вокруг Равенны и важности правильного выбора, закончил свою речь предложением Джованни да Тоссиньяно, епископа болонской церкви, на пост архиепископа великой Равенны.
Подавляющее большинство священников ожидало от Сергия все что угодно, но только не это. Флорентийский священник Поджо, которому Сергий успел если не прямо пообещать паллий, то хотя бы намекнуть на него, как на достойного кандидата на равеннскую кафедру, растерянно вертел головой, пытаясь во взглядах коллег отыскать ответ на мучивший его вопрос. Недовольные голоса не замедлили появиться. Первым энергично вскинул руку Евстафий, аббат монастыря Нонантола, находившегося под юрисдикцией равеннского епископата. Полный краснощекий аббат с кудряшками черных волос по вискам, делающих его похожим на раввина, повел свою речь, задыхаясь от праведного гнева, его переполнявшего: