Кинжал и монета. Книга 1. Путь дракона - стр. 54
– Отлично исполнено, Иссандриан, – горько бросил барон.
– Красивое животное, да? – спросил победитель, словно не слыша.
Олень и вправду был великолепен: даже перед самой смертью, измученный скачкой и загнанный в тупик, он смотрел гордо. В глазах читались смирение и ненависть, но ни тени страха. Иссандриан, вынув меч, отсалютовал животному, и олень, словно принимая приветствие, склонил голову. На поляну вылетели еще шестеро всадников с гербами своих родов – они не скупились на громкие проклятия, под ногами их прыгали с лаем собаки.
Затем на поляне появился его величество.
Король Симеон скакал на рослом вороном жеребце, по черным поводьям вились алые и золотые шнуры, черный кожаный доспех с серебряными заклепками увенчивался черным шлемом, прикрывающим кривой королевский нос и слегка дряблые щеки. Рядом с отцом ехал на пони принц Астер, гордо выпрямив спину в излишне просторных, на вырост, латах. Личный егерь принца держался сзади, за ним следовал исполин-ясурут в зелено-золотом, под цвет чешуи, доспехе.
Доусон охотился с Симеоном издавна – с тех пор, как они были юнцами помладше Мааса и Иссандриана, – и, единственный из придворных, барон не мог не заметить, как ссутулился в последнее время король. Следом россыпью скакала остальная свита – обычные бездельники, которым интереснее сплетничать и мчаться наперегонки в ясный день, чем участвовать в настоящей охоте. Над толпой реяли знамена знатных родов: на поляне в Остерлингских Урочищах собрался весь двор Кемниполя.
Егерь-ясурут легко вытащил из-за спины копье и подал его королю Симеону, в руках которого оно сразу показалось несоразмерно огромным. Ясурут дал знак, и псы помчались на оленя, отвлекая его взгляд. Король Симеон нацелил копье, пришпорил коня – и устремился на жертву. От удара наконечник глубоко вошел в шею, олень попятился и упал; Доусону на миг показалось, что в глазах мелькнула не столько боль, сколько удивление – смерть, пусть и предсказуемая, все равно оказалась неожиданной. Рука короля Симеона с годами не утратила твердости, глаза глядели по-прежнему зорко: олень умер мгновенно, добивать стрелой не понадобилось. Когда егеря отозвали собак и подняли кулаки, подтверждая смерть животного, толпа разразилась ликующим кличем, в который влился и голос Доусона.
– Кто настиг жертву первым? Кому принадлежит честь? – спросил король, когда егеря кинулись свежевать тушу. – Иссандриан? Или ты, Каллиам?
– Под конец шли вровень, – сказал Иссандриан. – Мы с бароном прискакали одновременно.
Фелдин Маас, скривившись в усмешке, соскочил с коня и отправился осматривать убитых собак.
– Вовсе нет, – бросил Каллиам. – Иссандриан меня обогнал, ему и принадлежит честь.
«И не нужно мне твоих одолжений, даже мелких», – мысленно добавил он.
– Значит, Иссандриана и восславим! – кивнул король Симеон и крикнул во всеуслышание: – Иссандриан!
Охотники отсалютовали – кто сжатым кулаком, кто воздетым мечом. Над толпой полетело имя победителя. Назавтра грядет пир, в очаге Доусона будет жариться оленина, Иссандриану отведут почетное место… У барона перехватило горло.
– Что с тобой? – тихо, чтобы не услышали другие, спросил король.
– Ничего, ваше величество, – пробормотал Доусон. – Ничего.
Часом позже, на пути к замку, барона нагнал Фелдин Маас. С самого падения Ванайев и разгрома маччийского подкрепления Доусон усиленно делал вид, что новости из Вольноградья его не касаются, однако загадка продолжала его мучить.