Кино от первого лица. Режиссеры о великих фильмах - стр. 5
И мы с благодарностью входим в их миры.
«Меня необычайно волнует то, что за финалом картины», – говорит Абдрашитов. Можно расшифровать эти слова как посыл нам: кино – это только по некоторым признакам зрелище. На самом деле и по большому счету – это возможность понять мир и себя.
Слово Вадиму Абдрашитову
Началась проекция, и я уже испытываю удовольствие, потому что опять встречаюсь с самым любимым своим фильмом. Я впервые его увидел, когда мне было лет двенадцать-тринадцать. Совершенно случайно я оказался посетителем, слушателем кинолектория в Алма-Ате. То, что это фильм замечательный, и то, что это фильм великий, что это категории высокого искусства, – это не было мною тогда сформулировано, но было понято… Я это помню.
«Огни большого города», на самом деле, – это библия кинематографа двадцатого века. Здесь мелодраматический материал в своей библейской, что называется, простоте и подан. Что может быть более мелодраматического, простого, граничащего в своей простоте с категориями вкуса, безвкусицы, чем красивая девушка-цветочница, живущая с аккуратной, очаровательной бабушкой, да притом эта девушка еще и слепая? И ей нужны деньги на лечение, и этих денег у нее нет.
Режиссер Вадим Абдрашитов рассказывает о фильме Чарли Чаплина «Огни большого города»
Кадр из фильма Чарли Чаплина «Огни большого города»
Если не знать этой картины, если не знать, что в мире существовал Чаплин, то более опасного материала трудно поискать. Мелодраматическая пружина заведена: слепая девушка нуждается в лечении, нужны деньги. Есть некий движитель, а само устройство этих «часов» заключается в этом маятнике: «узнал – не признал, узнал – не признал» богач вот этого самого Чарли, которому эти деньги нужны?
Меня восхищает гениальность такого хода: пьяный человек вспоминает своего товарища-собутыльника, а по трезвости – никак.
Это настолько точно и метафорично, настолько гениально условно, насколько и безусловно.
Один из любимых эпизодов: два пьяных человека приходят продолжать веселую жизнь в ресторан, в кабаре, и там разворачивается сцена с эстрадным номером под названием, наверное, «барышня и хулиган», когда герой Чарли Чаплина бросается к ней на защиту… Это безумно смешно. Это смешно, но за этим смехом так много благородства и мужества этого человека, абсолютного благородства…
Афиша фильма Чарли Чаплина «Огни большого города», 1931 год
Самое гениальное, что пришло в голову Чаплину, – это найти маску маленького человека. Маленький человечек с абсолютно априорным благородным началом – и только условия жизни, сама жизнь, время, среда делают его при этих качествах маленьким человеком. Он сопротивляется. И у жизни, времени и среды не получается превратить его в ничто. Он все равно над временем, над обстоятельствами и, в конце концов, над печальным двадцатым веком.
Человек слаб, он живет в тяжелых условиях, жизнь сложна, но жить можно именно вот так благородно, как это делает он. Выдавить слезу из зрителя, в общем, достаточно просто. Существуют простейшие алгоритмы, и если ими пользоваться, то этого можно достичь. Смеяться заставить сложнее.
Дело в том, что и мелодрама эта, и, если хотите, социальный пафос картины в плоскости «богатый и бедный», «толстый и тонкий», – все это сделано и подается настолько глубоко, вкусовые вопросы, проблема возможности пафоса, вопрос возможности ложного пафоса – все это снимается тончайшим, великим юмором Чаплина. Вот он дает деньги слепой девушке, и я готов уже заплакать от мелодраматического пафоса этого момента, но я не плачу, потому что меня выводит из этого состояния поразительный жест Чарли Чаплина: она его поблагодарила, а он настолько растрогался, что свою заначку – долларовую бумажку – он и ее отдает девушке.