КГБ против СССР. Книга вторая - стр. 13
Пока все эти мысли роились в голове измотанного за день Колесниченко, дорога до дома покойного друга пролетела, и он оказался в дверях его квартиры.
– Знаете, – торопливо заговорила Олеся. – У меня к вам дело. Я знаю, вы в добрых отношениях с Юрием Владимировичем Андроповым…
– Ничего особенного. Отношения, скорее, рабочие.
– Ну это все равно. Дело в том, что у меня к нему будет просьба, а напрямую он со мной разговаривать не будет.
– Просьба именно к нему? Никто из его подчиненных в аппарате не в состоянии решить ваш вопрос?
– Дело в том, что все его подчиненные – кто работал с Виктором или просто знал его, и кого я знала – мне уже отказали. А дело очень щепетильное…
– Что случилось?
– Понимаете, у Виктора мама. Она умерла в позапрошлом году…
– Да, я помню.
– Так вот, она хотела, чтобы его похоронили вместе с ней и с его отцом, на Кунцевском кладбище. Туда нам и добираться проще, и семейное захоронение в самом центре кладбища, все же не так, как сейчас – на Ваганьковском, да еще на самой окраине. Они это захоронение еще в 50-х для семьи приобрели, и хотели, чтобы Виктор, в случае чего,.. ну сами понимаете. Я, когда он умер, обратилась в аппарат, мне почему-то отказали. Обратилась сейчас, год спустя, когда все уже, поди, забыли про него – опять отказали. Так вот – не могли бы вы похлопотать перед Андроповым? Все-таки и мать, и он сам хотел, чтобы там…
– Любопытно, – задумался Колесниченко. – Никогда еще за покойников просить не приходилось. А почему вам отказывают, вы не знаете?
– Говорят, что все сотрудники такого масштаба должны быть похоронены в одном месте. Ну ведь это же ерунда. Им-то какая разница? А тут все-таки воля умершего…
– Ну хорошо, я попробую.
– И еще, – она взяла с телефонного столика в прихожей небольшую папку и протянула следователю. – Тут какие-то материалы. Витя просил отдать их вам, если с ним что-нибудь случится.
– Мне?
– Именно вам. Коллегам он не особо доверял. Может, поэтому такое отношение сейчас к моим просьбам. – Это действительно было так, Колесниченко помнил, как в последний свой день Афанасьев пришел к нему ни жив, ни мертв. – На похоронах я не решилась к вам подойти, ведь здесь что-то секретное, как я понимаю, а там было много его бывших коллег. Потом как-то закрутилось все, завертелось, вы в загранку уехали, а вот сейчас такая оказия. Думаю, надо, чтобы вы сами все это прочли и разобрались, что к чему…
– А вы читали? Что здесь вообще?
– Нет. Думаю, что какие-то его дневники, заметки о его работе последних лет. Не читала – своих проблем хватает, да и не привыкла я его волю нарушать. Захотел бы меня ознакомить, сам бы дал почитать, а так… есть информация, которой простым смертным, вроде меня, лучше не владеть.
Колесниченко согласился, еще раз пообещал помочь, забрал папку и отправился на метро домой. Дома, несмотря на позднее время, он открыл ее и начал читать. Много интересного обнаружил он внутри. Среди прочего – вот такой листок…
«Работал в архивах и обнаружил интересную папку под названием «Эксперименты над людьми в СССР». Долго и с интересом листал ее, выписывал для себя отдельные любопытные – и, вместе с тем, ужасающие – моменты. Пришел к простому выводу о том, что ВЧК/НКВД/КГБ всегда знало об этих экспериментах и даже поощряло их; без их/нашего участия ничего из того, о чем идет речь в этой папке, не могло бы быть осуществлено. Одно из доказательств – постоянные, непреложные разговоры о государственных интересах (не смолкающие, впрочем, и сейчас), во имя которых все эти эксперименты ставились.