Размер шрифта
-
+

КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - стр. 117

Нет уж, ни одна иностранная разведка не способна нанести такой ущерб стране, как собственные спецслужбы. История Тухачевского это подтверждает.

Маршала назвали немецким шпионом вовсе не потому, что были какие-то документы. Первоначально вообще предполагалось обвинить Тухачевского в шпионаже в пользу Англии, потому что он ездил в Лондон. Могли назвать японским шпионом. Или польским – все равно «правдоподобно».

В январе 1937 года бывший руководитель Иностранного отдела НКВД Артузов написал письмо наркому Ежову, в котором писал, что в архивах Иностранного отдела находятся донесения закордонных агентов, сообщавших об антисоветской деятельности Тухачевского и о существовании в Красной армии троцкистской организации.

Что можно сказать об этом поступке Артузова? Он в свое время руководил операцией «Трест» и прекрасно знал, каким образом на Запад ушли сведения о том, что Тухачевский будто бы настроен антисоветски. Ему даже было приказано прекратить распространять такие слухи, чтобы не компрометировать Тухачевского… Но в 1937-м судьба самого Артузова висела на волоске, и он был готов любыми средствами доказать своему начальству, что он еще может пригодиться.

Вслед за этим начальник Особого отдела НКВД Леплевский составил план активной разработки крупных военных:

«Собрать все имеющиеся материалы на Роговского, Орлова, Шапошникова и других крупных военных работников, проверить материалы, наметить конкретный план их разработки и взять их разработки под повседневный непосредственный контроль начальника 5-го отдела…

Особое внимание обратить как в Москве, так и на периферии на выявление фашистских группировок среди военнослужащих».

13 мая сотрудники Особого отдела представили наркому Ежову справку по материалам, имевшимся в НКВД, на маршала Тухачевского. Вот так и родилось это дело.

Почему никто из командиров Красной армии не сопротивлялся и вообще даже не попытался спастись, убежать? Они же видели, что происходит и как расправляются с людьми? И у них было оружие.

Лев Эммануилович Разгон пишет так:

«Я думаю, они не то что верили в хороший исход, они действительно считали, что сумеют высказаться, спросить, понять… На что-то они надеялись – на логику, на элементарную логику – что нет необходимости их убивать.

Отвага, хладнокровие и мужество, проявленное военачальниками на поле боя, могли испариться, когда их арестовывали. И упрекать за это нельзя».

Многие удивляет, что Тухачевский и другие, судя по протоколам допросов, так быстро признали себя виновными. Теперь мы знаем, как добывались признательные показания.

«После смерти Сталина, – вспоминает Никита Хрущев, – я обратился с просьбой найти того, что допрашивал Чубаря (до ареста – член политбюро, заместитель главы правительства и нарком финансов. – Л. М.), кто вел следствие. Меня интересовало, в чем же его обвиняли. Генеральный прокурор Руденко сказал мне, что Чубарь ни в чем не виноват и никаких материалов, которые могли бы служить против него обвинением, не имеется.

И вот на заседание президиума ЦК пришел человек, еще не старый. Он очень растерялся, когда мы стали задавать ему вопросы. Я спросил его:

– Вы вели дело Чубаря?

– Да, я.

– Как вы вели следствие и в чем Чубарь обвинялся? И как он сознался в своих преступлениях?

– Я не знаю. Меня вызвали и сказали: «Будешь вести следствие по Чубарю». И дали такую директиву: бить его, пока не сознается. Вот я и бил его, он и сознался…»

Страница 117