КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием - стр. 46

Создавая вокруг себя сеть «неправильных», но нужных людей, Бобков, по сути, пользовался методом «шарашки», только «полузакрытой», которую в свое время успешно применили для использования ученых для работы на оборонку. В этом случае это была не жесткая, а мягкая шарашка. И каждый, кто попадал в ее орбиту, хорошо понимал, что это «машина», которая вполне может ударить и по нему. Поэтому следовало сохранять самые лучшие отношения с генералом.

Генерал Ф. Бобков раньше работал под началом генерала Е. Питовранова, условно говоря, мастера тонких комбинаций. А Эскин называет Бобкова «сопредседателем развала СССР», говоря: «В истории жизни генерала Бобкова, от Сталина до Гусинского, важно выделить то, что актуально для России сегодня. Лживая пропаганда государственных СМИ может сыграть пагубную роль, когда люди теряют доверие к власти. Образы мифических врагов могут лишить зрения тех, кому поручили соглядатайствовать и охранять. Знаменательно, что об уходе Бобкова из жизни первым сообщил Алексей Венедиктов, плотно сотрудничавший с усопшим. Их знакомство берет отсчет с восьмидесятых. А позже Бобков способствовал успехам радиостанции „Эхо Москвы”. Неисповедимы пути гэбистские в России…» [5].

Именно Бобков реализовывал в ежедневной практике андроповскую модель работы с интеллигенцией, которую Д. Быков описывает так: «Андропов, как и все гэбисты, очень презирал народ. Это ему приписывают фразу „дадим колбасы – не захотят никакой свободы”. Но он считал нужным иметь отряд прикормленной интеллигенции, которой было бы разрешено чуть больше. Виктор Луи – его креатура. Это даже не сислибы, это такие агенты по донесению нужд творческой интеллигенции до власти. Это такие контактеры. Я не могу сказать, что роль Виктора Луи была однозначно отрицательной. Он был провокатор, он был завербован, безусловно. Его хорошо знал Фрид, еще по лагерю, и рассказывал, что уже тогда было понятно, до какой степени этот человек связан с начальством разного рода. Но через него можно было что-то устроить, утрясти, добиться каких-то послаблений. Наверное, попытка создать такую прикормленную интеллигенцию (наиболее характерный пример – Юлиан Семенов) – это такое андроповское ноу-хау, которое имело некоторый эффект выпуска пара. И, кроме того, понимаете, о чем мы говорим? Такой персонаж – свой среди чужих, чужой среди своих испытывает постоянную психическую травму, он вынужден все время притворяться. И Штирлиц – это автопортрет, в общем, такого двойного агента. Дело в том, что в России образ двойного агента очень привлекателен, потому что нельзя быть ни с этими, ни с теми. И те, и эти слишком плоски, плохи и глупы, а вот двойной агент всегда положительный герой. Это – один из главных элементов морального растления страны. Вот так бы я сказал. Это не выпуск пара, а моральное давление» [7].

Напомним, что через Луи на Запад уходили некоторые тексты, включая воспоминания Н. Хрущева, которые там понимали как якобы запрещенные властью, хотя именно власть и пользовалась этим каналом.

Советское время было непростым. Для управления населением оно сочетало как методы жесткие, так и методы мягкие. К последним можно отнести литературу и искусство. На закате СССР все тянулись к визуальным коммуникациям: телевидению и кино. Они давали каждому то, в чем он больше нуждался. Наверное, такой же является и функция религии.