Керенский. В шаге от краха - стр. 7
Мне пришлось выдёргивать ядовитые зубы гадюке самодержавия, и после того, как ядовитые зубы выпали, змея реакционной власти больше не представляет опасности. Большинство из выпущенных мною согласились сотрудничать с новой революционной властью. Глупо не воспользоваться их умениями себе на пользу.
– Вы врёте! – не сдержал эмоций один из большевиков, кажется Залуцкий.
Керенский повернул к нему голову.
– Судя по вашей логике, я вру всегда. Но что сделали вы для революции? Где вы были в то время, когда я лично арестовывал царских министров? У себя дома или на партийной квартире, обсуждая программу своей партии?
Залуцкий опешил и не нашёлся сразу, что сказать.
– Ваши заслуги перед революцией всем ясны. Но непонятна цель освобождения царских преступников, – решил внести свою лепту в выяснение вопроса Хенрих Эрлих, представляющий еврейский Бунд.
– Я уже объяснял. Все самые одиозные деятели сидят. Мы же не звери! Смертная казнь отменена, народ победил. Россия свободна!
– Александр Фёдорович, перестаньте говорить лозунгами, – мягко прервал его спич меньшевик Скобелев. – Вы отдаёте отчёт в своих поступках и их предполагаемых последствиях?
«Ессстессственно!» – усмехнулся про себя Керенский, но не стоило это говорить вслух, для расспрашивающих его господ-товарищей были заготовлены совсем другие фразы.
– Я уже говорил о своём отношении к мерзким царедворцам. Те, кого я посчитал нужным выпустить из тюрьмы, были отпущены либо под залог, либо под домашний арест. И следствие по многим из них продолжается.
– Ну, если так, – несколько разочарованно проговорил Скобелев, – тогда ладно. Мы не должны потворствовать «бывшим».
И тут Церетели, молчавший все время и вроде как бывший на стороне Чхеидзе и собственно самого Керенского, неожиданно показал зубы поднаторевшего в ссылке и тюрьмах кавказца.
– У меня есть сведения, уважаемый министр юстиции, что вами выпущены на свободу деятели русских монархических организаций: доктор Дубровин и боевик-черносотенец Юскевич-Красковский.
Это был серьёзный ход, оказавшийся для Керенского неприятным сюрпризом. На несколько секунд в помещении библиотеки повисла неловкая, даже можно сказать, угрожающая пауза. По губам членов Петросовета проскользнула улыбочка. У кого-то ехидная, у кого-то понимающая, а у кого-то злая или недоумённая.
– А вы в курсе того, что это мною лично были даны указания о задержании обоих этих деятелей? (реальный факт).
– Ммм…
– У вас есть время, вы можете проверить, если не знаете.
– Да, так и было, – подтвердил Чхеидзе, который хорошо знал все эти события, мимоходом взглянув на Церетели. Но тот не сдавался.
– Допустим! Но они ярые антисемиты и жизнь многих наших товарищей в связи с этим находится в опасности, – уставившись на Эрлиха, парировал Церетели.
Здесь у Керенского был неоспоримый козырь.
– Не передёргивайте, уважаемый Ираклий Георгиевич. Дубровин отродясь антисемитом не был, а потому и не опасен. Вся их организация разгромлена во время первых дней февраля (реальный факт) и они бессильны что-либо сделать. Народ отвернулся от них, от царя и от церкви. Поэтому я и отпустил Дубровина, увидев, что он осознал всю глубину провала, своего и своей партии «Союз русского народа». Нет ничего приятнее, чем смотреть на раздавленного поражением врага.