Казино Смерти - стр. 28
– Дорогой Одд, если друзья не могут открыто смеяться над человеком, значит, они ему не друзья. Как еще человек может научиться не говорить того, что может вызвать смех у незнакомцев? Насмешки друзей – это проявление любви, они – прививка от глупости.
– Звучит как глубокая мысль.
– Скажем так, средней глубины, – заверил он меня. – Могу я просветить тебя, юноша?
– Можете попробовать.
– В выращивании бругманзии нет ничего безответственного. Не менее ядовитые растения в Пико-Мундо встречаются повсеместно.
На моем лице отразилось сомнение.
– Повсеместно?
– Ты слишком уж занят сверхъестественным миром, поэтому очень мало знаешь о мире растений.
– Я не трачу много времени и на боулинг, сэр.
– Эти цветущие живые изгороди из олеандра по всему городу. Олеандр в переводе с санскрита «убийца лошадей». Каждая часть растения смертоносна.
– Мне нравится олеандр с красными цветами.
– Если ты бросишь его в костер, дым будет отравленным, – продолжил Оззи. – Если пчелы слишком много времени проведут на олеандре, мед тебя убьет. Азалии не менее опасны.
– Все выращивают азалии.
– Олеандр убьет тебя быстро. Азалии, попавшей в желудок и переваренной, потребуется несколько часов. Рвота, паралич, судороги, кома, смерть. А ведь есть еще можжевельник виргинский, белена, бигнония укореняющаяся, дурман вонючий… и все это здесь, в Пико-Мундо.
– И мы называем ее мать-природа.
– Во времени и в том, что оно с нами делает, тоже нет ничего родительского, – заметил Оззи.
– Но, сэр, Эрни и Пука Янг знают, что бругманзия смертоносна. Собственно, из-за смертоносности они посадили ее и с тех пор холят и лелеют.
– Думай об этом как об атрибуте религии дзэн.
– Я бы подумал, если б знал, что это означает.
– Эрни и Пука ищут понимания смерти и побеждают свой страх перед ней, одомашнивая смерть в форме бругманзии.
– Звучит как мысль средней глубины.
– Нет. Это как раз глубокая мысль.
Хотя мне не хотелось есть плюшку, я взял ее со стола и откусил большущий кусок. Налил кофе в кружку, чтобы было что держать в руке.
Не мог просто сидеть, ничего не делая. Чувствовал: если не займу чем-нибудь руки, начну крушить все вокруг.
– Почему люди терпят убийство? – спросил я.
– Насколько мне известно, убийство законом запрещено.
– Саймон Мейкпис однажды убил человека. Но его выпустили на свободу.
– Закон несовершенен.
– Вам следовало бы посмотреть на тело доктора Джессапа.
Мои руки были заняты плюшкой, есть которую я не хотел, и кружкой с кофе, который я не пил, а вот руки Оззи застыли. Сложенные перед ним на столе.
– Сэр, я часто думаю обо всех этих людях, застреленных…
Он не стал спрашивать, о ком я говорю. Знал, что речь о сорока одном человеке, раненном в торговом центре прошлым августом, девятнадцати убитых.
– Я давно уже не смотрел новостных выпусков и не читал газет, – продолжил я. – Но люди говорят о том, что происходит в мире, и я кое-что слышу.
– Главное, помни, новости – это не жизнь. У телевизионщиков есть поговорка: «Что кровит, то и показывают». Насилие продается, вот насилие и освещают что газеты, что телевидение.
– Но почему плохие новости продаются лучше хороших?
Оззи вздохнул и откинулся на спинку стула, который протестующе заскрипел.
– Мы подбираемся ближе.
– Ближе к чему?
– К вопросу, который привел тебя сюда.
– К жгущему меня психологическому вопросу? Нет, сэр, такого вопроса нет. Я просто… рассуждаю.