Каждый второй уик-энд - стр. 17

Все та же неловкость заставила его сжать губы. По-видимому, извинения вызывали ступор не меньший, чем просьбы об одолжении.

– Я ничего не знаю о твоей семье, так что был не прав, когда выносил свои суждения.

Мы оба уставились друг на друга.

– И это все? – спросила я. – Ты вообще попадаешь в неприятности?

– Что?

– Забудь. Очевидно, нет, потому что ты не умеешь извиняться. Ты должен был просто сказать мне, что сожалеешь о том, что я обиделась. Так ты снимаешь с себя всякую ответственность.

Он ждал, что я скажу что-нибудь еще, и, когда я промолчала, его ноздри раздулись и он повернулся, чтобы уйти, очевидно решив, что не готов терпеть меня даже ради счастья своей матери.

Я попыталась вспомнить, что чувствовала, когда в моей семье все пошло наперекосяк. Пожалуй, летучую смесь уязвимости и… Нет, тогда все сводилось к одной лишь уязвимости. Толстой кожей я обрастала в течение долгих месяцев, разрываясь между адвокатами, горькими обвинениями и еще более уродливыми признаниями, пока не обнаружила, что безразличие служит мне гораздо лучшую службу, чем горячие и холодные эмоции.

Адам явно находился на той стадии, когда хочется всех убить, так что, наверное, вчерашним вечером я приняла не самое мудрое решение, играя на его чувствах. И, честно говоря, я ведь тоже ничего не знала о его семье.

Я понимала, что, если позволю ему уйти, мне придется торчать одной, пока не вернется Шелли, и это казалось весомой причиной позвать его обратно. Во всяком случае, это выглядело логичным, если бы не противный холодок в животе, напоминавший о том, что он не единственный, кто переступил вчера черту.

– Слушай, ты меня тоже извини за шутку насчет подружки твоего отца. – Я стиснула зубы, заставляя свои внутренности успокоиться. Вообще-то я тоже не умела просить прощения. – Давай уже, делай свои фотки.

Адам остановился, но не вернулся.

Меня бесило то, как ловко ему удалось разыграть обратную ситуацию, где мы поменялись местами. Теперь я перед ним извинялась.

– А если я пообещаю впредь вести себя лучше, это поможет? – По крайней мере, я могла бы постараться. Мне не привыкать.

Адам вернулся, хотя и неохотно.

– И, может быть, нам следует избегать разговоров о наших родителях, – добавила я.

– Я – за.

– Так мы будем фотографироваться?

Он вмиг достал телефон, и его большой палец завис над экраном. Но снимок он так и не сделал.

– Может, выйдем на улицу или еще куда-нибудь? – Он огляделся вокруг, выразительно посмотрев на мерцающую лампочку. – Как-то…

– Очень мрачно и уныло в этом коридоре?

– Да, – сказал он. – Именно.

Как будто я могла предложить ему что-либо более привлекательное в столь же мрачной и унылой квартире моего отца.

– Ты водишь машину?

Адам отрицательно покачал головой.

– Мне будет шестнадцать только в феврале.

– У меня день рождения в январе, – сказала я. – А как насчет твоего брата? Он же за рулем?

– Я лучше останусь в коридоре.

– Серьезно? – Адам даже не ответил. – Ладно, тогда пойдем пешком. В паре кварталов отсюда есть чудесное местечко, где подают чизстейки… – начала я, но он меня перебил:

– Можем просто найти какое-нибудь дерево поблизости или что-нибудь в этом роде.

Я пожала плечами.

– Ладно, это твоя фотография. Подожди, возьму куртку.

Я захватила и видеокамеру и последовала за ним к лестнице. Мы играли в молчанку всю дорогу вниз; я помалкивала, потому что все, что приходило на ум, строго говоря, не укладывалось в категорию