Каждый вдох и выдох равен Моне Лизе - стр. 31
Ловушки научили ее внимательно изучать все предметы в комнате, сканировать пространство на наличие нитей, пружин и прочих тайн. К девяти годам она наловчилась разбирать и собирать ловушки обратно, но наблюдательность и интерес к причудливым изобретениям остались с ней на всю жизнь.
Она получила престижное дизайнерское образование в Нью-Йорке и работала в шанхайском «Эппл», пока не закончился контракт и некая несчастная любовь, от которой она восстанавливалась здесь, в резиденции. Я попыталась выяснить у нее, в каком качестве она здесь, в чем заключается ее проект?
– Я дизайнер.
– Графический?
– Нет, вообще. Дизайнер в классическом смысле.
– Это как? Я себе классический смысл представляю так: «Нам нужен стул, он должен как-то выглядеть и быть из чего-то сделан. Позовите дизайнера!» Или «Вот информация, ее нужно как-то подать на бумаге или в сети – позовите дизайнера!» Или, скажем, одежда… Дизайном чего ты занимаешься?
– Объектов, коммуникаций, личного опыта…
– Еще скажи, что ты архитектор реальности.
– А, – засмеялась Принцесса, – ты пообщалась с мистером Ыном. И как оно?
– Ну… не переварила еще. Но похоже, расстроилась, что я – не архитектор реальности.
– Не «инженер переживаний»? Он еще так любит говорить: «Художник – инженер переживаний!»
– Не он.
– Не «генератор смыслов»?
– Не все эти люди, короче.
– А кто ты?
– Да скучный человек, ничтожество. Просто рисую картинки. Ну а ты чем ты занимаешься?
– Я архитектор реальности и инженер переживаний.
Мы зашлись пьяным смехом.
Принцесса всячески юлила, когда дело доходило до рода ее занятий:
– Знаешь, я потому и не хожу ни на какие сборища – не люблю, когда меня как-то определяют…
– Ты не ходишь на местные тусовки?
Принцесса закатила глаза.
– Я не знала, что так можно!
– Да, я знаю, я – официально дурное влияние. Но там же в первую очередь спросят, так а чем ты занимаешься? И будут пытаться пришпилить, вот как ты сейчас. А я буду мычать и увиливать. Придется произносить идиотские фразы про «междисциплинарное взаимодействие» и «экспериментальный синтез технологии и культуры»… О-ай, нет!
Это была веская причина. Мне были хорошо знакомы и пытка самоидентификацией на светских раутах, и ошпаривающий стыд за то, что у тебя изо рта только что вылезла фраза «В своем творчестве я часто опираюсь на межкультурные контрасты». Однако чем занималась Шанхайская Принцесса все равно оставалось тайной. Я пошла в обход:
– А покажешь мне свою каллиграфию? У тебя есть что-нибудь в студии?
– Я не покажу тебе свою студию, успокойся.
Но мне нравилось, что она такая скрытная. Вернее, скрытной она не была. Я не знаю, о чем мы не поговорили за эту ночь – было все, от сплетен до устройства человеческих душ в иудаизме и даосизме. Но как только дело доходило до нее самой, она захлопывалась, как венерина мухоловка, – лишь бы избежать какого-либо определения. Она даже имя свое отказывалась называть, только перевод.
– Ну и как мне тебя называть? Осеннее Затмение? Ты серьезно?
– Никак и не называй. Здесь больше никого нет – я знаю, что ты обращаешься ко мне.
– Ну и ладно. Про себя я все равно зову тебя иначе.
– И как?
– Шанхайская Принцесса.
– …мне не нравится.
– Почему?
– Звучит так, будто я одета в школьное платье и кружевные гольфы и рыдаю над огромным плюшевым медведем.