Казанова в Петербурге - стр. 5

Его француз как-то раз докладывал, что встретил на улице иуду Ганса, долго совестил его, но раскаяния не дождался. Сбежавший лакей служил подавальщиком в таверне. Перед Рождеством Риго сказал, что Ганса прогнали, он впал в нищету, просит милостыню на рижском рынке, говорит, что шкатулку хозяина у него украли, потому-де он сбежал и хочет вернуться. Ганс Ламберт был представительный малый, в отличие от щуплого француза, и кавалер снисходительно кивнул: украденное могло быть зачтено в счет невыплаченного жалования.

– Мерзавец! – с чувством обратился он к вернувшемуся лакею.– Не стыдно тебе воровать?

– Каков хозяин, таков и слуга,– хмуро буркнул наглец и, взвалив на плечи сундук, понес его к карете.

Кавалер схватил трость, чтобы проучить негодяя, но задумался.

– А ведь наглец прав,– наконец заметил он, вспомнив кое-какие свои грешки и посмеиваясь.

Кавалер де Сенгальт покидал Ригу в хорошем настроении. Утонув в мехах, прикрыв ноги периной – рождественские морозы стояли нешуточные,– он бросил прощальный взгляд на рижские колокольни, вздохнул: «Ванитас ванитатис! (Суета сует!)» – и потянулся за томиком с золотым обрезом, на этот раз не за Гельвецием и даже не за Вольтером, возлюбленным врагом своим, но за божественным Горацием.

ПЕТЕРБУРГ

Окрестности Петербурга представляли собой унылые белые равнины.

– Однако! – удивился кавалер, высовывая из кареты на крепкий морозец свой большой римский нос.– Ни одного пригорка. Плоско, как блюдо.

Болото,– подал голос с запяток Ганс.– Ихний царь Петр построился на болоте. Верно, лягушек тьма. Слышишь, Риго? – ухмыльнулся он.

Они подъезжали к новопостроенной столице России в сочельник. Давно стемнело, если, впрочем, можно было назвать днем краткие сумерки, мглистый воздух, дрожавший ледяными искрами. Они ехали то вдоль каких-то хибарок, заваленных снегом, то снова по чистому полю. Тьма становилась все гуще, мороз крепче, а города было не видать. Начав беспокоиться, возница хлестнул притомленных лошадей. Откуда-то издалека донесся вой – собака, волк? Лошади рванули, понеслись. На всякий случай кавалер приготовил пистолеты. Завидев одинокую фигуру, бредущую по обочине, возница придержал лошадей и отчаянно замахал рукой:

– В какую сторону Петербург?

– Эва! – откликнулся сиплый голос.– Ты по Невской першпективе едешь. Вон мост через Фонтанку.

Прохожий не солгал: сразу за мостом начался город. Они пронеслись мимо темной громады какого-то особняка и по накатанной колее помчались вдоль выстроившихся в линию небольших одноэтажных домиков, в окнах которых кое-где мерцал слабый свет.

«Гм! – подумал кавалер.– Ничего похожего на Европу».

– Пусть везет в лучшую гостиницу,– распорядился он. Ганс передал приказ вознице, действуя с помощью гримас и маловразумительных слов «отель карашо».

– Сейчас на Луговую свернем и к Неве, а там есть и постоялые дворы,– пообещал возница, обрадованный окончанием дороги не меньше путешественников.

«ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ»

Кавалер полагал, что в Петербурге все давно спали, однако было не более восьми вечера. Ярко освещенная гостиница «Золотой якорь» была изрядно натоплена, а воздух ее напоен ароматом тушеной капусты и свежей хвои: тут готовились к Рождеству. Сбрасывая заиндевевшую одежду, путешественник воспрянул духом. Хозяин приятно удивил их, поприветствовав гостей по-немецки. Это был толстый, круглолицый человечек с лукавым взглядом, вмиг оценивший достоинство новоприбывшего постояльца.