Казаки долго не живут - стр. 21

Одновременно С. Яблоновский приказал Самусю, чтобы тот переманивал к себе казаков Палия с целью ослабить «своевольный» полк. Однако Самусь не спешил с выполнением этого приказа, хотя в марте следующего года вынужден был принять участие в походе региментаря Б. Вильги против фастовского полковника.

Пока продолжалась война с турками, польская власть нуждалась в казаках как в военном сословии, и потому должна была смотреть сквозь пальцы на их явное стремление освободить народ от панской власти. Но с прекращением этой войны полякам нечего было потакать казачеству, и они стали явно признавать его вредным для своего шляхетского общественного строя. Уже в течение нескольких лет совершались в Украине одно за другим события, не оставлявшие сомнения, что с восстановлением казачества неизбежно возобновление борьбы южнорусского народа с поляками.

В имении пана Стецкого рабочий, подданный Прокоп, подманивши 200 человек палиевских казаков, навел их на усадьбу своего пана. Казаки распорядились по-своему панским добром, поколотили верного панского урядника, а Прокоп кричал такие знаменательные слова: «За Вислу ляхов прогнати, щоб их тут и нога не постала!». Примечательно, что тогда казакам в их борьбе со шляхетством содействовали более всего сами же поляки. Лица шляхетского звания пользовались казаками в своих постоянных ссорах и наездах между собой, и оттого часто в жалобах на своевольство казаков указывается имение людей шляхетского происхождения, руководивших казацкими своевольствами. При таких наездах казаки угоняли панский скот, грабили домашнее хозяйство у помещиков, наделяли побоями лиц шляхетского звания с целью выудить у них деньги, истребляли владельческие документы на право владения имуществом. Иногда казаки делали очень резкие выходки против поляков, показывавших сильную вражду. На казацкого полковника Кутинского-Барабаша последовала коллективная жалоба от всего шляхетства киевского воеводства в том, что он расставлял своих казаков во владельческих местностях и отягощал их сбором «борошна». Коронный гетман отправил к нему посланцев с выговором, а Кутинский-Барабаш посадил их в тюрьму, морил голодом и с гневом выразился так: «Я ни короля, ни гетмана не боюсь. У меня король – царь турецкий, а гетман – господарь волоский».

В 1696-ом году Самусь сообщил Палию о походе на Польшу сорокатысячной орды во главе с крымским султаном и предложил вместе напасть на них в пути.

Палий в Лысянке собрал на совещание полковников.

– Скажу я Вам, панове полковники, что Осман Гирей снаряжает поход на Польшу, об этом я узнал сегодня. Войска собирается множество, где – сам не знаю: может, у Перекопа, а, может, где в другом месте. Ногайцы – можно поручиться – тоже в походе будут. Так что в Очакове войска немного останется. Сейчас как раз удобное время побить неверных. Теперь говорите, у кого какая думка? – закончил Палий.

Полковники молчали, выжидая.

– Что же вы молчите, как мурзы на совете?

– Дело рискованное, не спросить ли нам у гетмана, как быть? – отважился, наконец, киевский полковник Константин Макиевский, наказной полковник Богуславского полка.

– Пока будем спрашивать, да ответа ждать, только зря время потеряем. Решать надо.

– Пойдем, – твердо сказал полковник охотного полка Козьменко, – ждать нам нечего. По-моему, надо прямо двигать в степи, не то будем сидеть, пока не съедим в Лысянке все сухари. Татары никуда не пойдут, коли узнают, что в их землях казаки. Они назад вернутся, а нам надо их ожидать. Наделаем шуму, а тогда – ищи ветра в поле, а казаки на воле.