Казачий алтарь. Книга 1 - стр. 19
Ну, вот. Я начал письмо в состоянии крайнего возбуждения, испытывая неодолимое желание поделиться ужасом только что пережитого, а теперь успокоился, обрел твердость духа, как и подобает потомку рыцарского рода. Когда неделю назад на легком самолете “физелер-шторхе” я прилетел в Ростов и увидел с высокого берега Дон, заливные луга, панораму степи, расстилающейся на десятки километров, в душе моей шевельнулось странное чувство, как будто я это уже все видел! Несомненно, отозвалась кровь прадедов, героев-тевтонцев!
И последнее. Мой шеф намекнул, чтобы я не удивлялся, если вдруг получу новое, высокое назначение. Скорей всего, к Йодлю, в ставку. И как знать, может быть, нам удастся встретиться. Не передать, как порой тоскую по семье, по Луизе и Мартину, по матушке, по нашему родовому гнезду в Тюрингии… Напиши, как идет служба в министерстве. Уж не твоим ли хлопотам и покровительству твоего давнего приятеля, имперского министра Ламмерса, обязан я продвижению по службе? Ради бога, прошу этого не делать! Жизнь фюрера, ходившего в штыковые атаки и ставшего великим полководцем, – вот пример для подражания!»
В конце июля по приказу командующего Северо-Кавказским фронтом маршала Буденного конники 17‑го кавалерийского корпуса были сняты с побережья Азовского моря и брошены к линии фронта, чтобы закрыть многокилометровые прорехи, образовавшиеся вследствие поспешного отступления армий.
Пока части 15‑й Донской и 12‑й Кубанской казачьих дивизий вели сдерживающие бои на рубеже реки Кагальник, основные силы корпуса занимали оборонительные позиции по берегам Еи.
Сабельный эскадрон 257‑го полка, в котором служил Яков Шаганов, форсированным маршем прибыл к станице Канеловской. Солнце уже клонило к закату. Береговую низину широко пересекала тень от холма. Глаза казаков, изможденных зноем и длительной скачкой, невольно шарили по манящей речной глади. Искупаться бы! Но вместо этого – зычная команда на построение.
Подождав, пока коноводы угонят лошадей в лесополосу, за околицу станицы, старший лейтенант Макагонов и политрук Пильгуев встали во фронт эскадрону. По рядам прошелестело: «Равняйсь! Смирно! Равнение на средину!»
– Товарищи красноармейцы! Казаки! – громко обратился Макагонов. – Вот и пробил час нашего первого боя. Немцы не за горами. Ничего, что начинаем воевать с обороны. И в обороне храбрость нужна не меньше, чем при наступлении. Остановим фрицев, а затем погоним обратно, до самого Берлина!
По раскрасневшемуся сухощавому лицу командира эскадрона обильно стекали струйки пота. Но он, не замечая этого, глянул на политрука, достающего из планшетки сколотые листы бумаги, и торжественно сообщил:
– Сегодня получен приказ товарища Сталина! Немедленно доводим его до вас!
Пильгуев, молодой, крепкий парень, сделал шаг вперед, строго посмотрел серыми глазами вдоль шеренги. Но сдвинутая на затылок пилотка, вопреки желанию политрука, придавала ему вид мальчишеский, вовсе не командирский.
– Приказ Народного комиссара обороны Союза ССР № 227 от 28 июля 1942 года. Город Москва.
– И двух денечков не минуло, – заметил кто-то из бойцов.
– Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население, – политрук повысил голос. – Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором. Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.