Казачьи повести (сборник) - стр. 6
В добрых традициях демократической беллетристики будет отстаивать Крюков интересы казачьего сословия. Нам для понимания позиции автора очерков и его творческого метода – активного вмешательства в жизнь – очень интересен отраженный в очерках спор, разгоревшийся на борту парохода «Есаул», – в сражение с товарищем прокурора ринулся наш писатель. Казаки-рантье, говорите вы, юрист. Полноте, давайте с цифрами и фактами в руках. Итак, казак-хлебороб, труженик, на пяти-шести десятинах пая («пайка») кормит семью. А кто скажет, достаточно ли трех сотен на коня и справку, когда он идет на царскую службу? Нет, конечно! Невежество? Но на всю Донскую область нынче одна гимназия в Новочеркасске, а в трех окружных центрах – Усть-Медведицкой, Нижне-Чирской, Каменской – вместо них открыты низшие военно-ремесленные училища, мальчиков обучают делать седла, плети… А в казачьей столице 10-летнему казачонку трудно пробиться к учебе. Вот вам и льготное «странное сословие», чья кровь во имя Отечества густо пролита в Европе и особенно в Азии… [9] Крюкову, прекрасно знающему заботы донского труженика, воспитанному на традициях святых 60-х, близки мотивы русской поэзии некрасовской школы:
И не на зажиточного – на рядового казака-землероба ориентируется писатель, не на щеголеватого, для смотров, воина с пикой и чубом. Для Крюкова, привычно глядящего «в корень», казак – это «тот загорелый, заветренный, мазаный человек, над которым неизменно тяготеет суровая власть земли, нужды и вечная необходимость неустанного труда, чтобы не умереть с голоду. Кроме всего этого, на нем давящим бременем лежит – даже в домашней жизни – обязанность быть каждую минуту готовым выступить в полном вооружении и на своем собственном коне против врагов отечества» [10].
Совершенно ясно, что Крюков органически не мог защищать интересы нетрудовых слоев казачества. Как один из литераторов школы Короленко, один из учеников писателя-демократа, писателя-гуманиста, быть может, самый яркий и талантливый, он в этой школе унаследовал от великой классической литературы «золотого» XIX века неколебимую верность идеям служения народу, соединенную с готовностью сражения за свои идеалы повсюду, нравственную чистоту и такое же высокое бесстрашие в борьбе с любыми проявлениями деспотизма, шовинизма, национальной нетерпимости. Эта всегдашняя, унаследованная от «хранителей наследства» «тенденциозность» позиции – только на стороне народа – сочеталась с готовностью сражаться в этой общедемократической борьбе в союзе с любыми партиями, с главным противником – самодержавным режимом. Оттого-то в «Русском богатстве», во главе которого с начала 900-х годов стоял наследник лучших традиций народничества Владимир Галактионович Короленко, были люди, находившиеся и вне партии и примыкавшие к народным социалистам, трудовикам, близкие к эсерам, социал-демократам, – всех объединяло неприятие режима, постоянная – по всему фронту – борьба с ним.
Влияние Короленко на молодых писателей было значительным – идейное, нравственное, художественное, авторитет его как совести нации, публициста, беллетриста, общественного деятеля необыкновенно высок в глазах последователей и учеников. С.Я. Ельпатьевский – продолжатель традиций Короленко в раскрытии сибирской тематики, автор очерков и рассказов о Сибири, публицист, мемуарист; С.С. Кондурушкин – автор очерков и рассказов о Сирии и Сибири, о духовенстве, о рабочих, корреспонденции о деле Бейлиса; С.Н. Елеонский (Миловский), разрабатывавший тему русского духовенства; Д.Я. Айзман – прозаик, драматург; А.В. Пешехонов и В.А. Мякотин, А.Г. Горнфельд – публицисты, историки литературы, критики – из тесного круга редакции «Русского богатства».