Казачьи повести (сборник) - стр. 41

– Ну, гляди!

Копылов небрежно перекинул несколько пестрых платков, выложенных Рванкипым на полок, потом отбросил три в сторону и небрежно спросил:

– Цена?

– Чуть не даром: по полтора рублика-с… И сейчас же Рванкин приготовился скостить по двугривенному в знак уважения к хорошим людям, но Копылов неожиданно сказал:

– Завертывай!

Рванкин чуть не засмеялся от радостного изумления. Но вздохнул и с умилением прибавил:

– Товар первосортнейший! Это ведь, заметьте себе, не жидовская Лодзь – это сама матушка Москва… сердце России-с! Из чаю-сахару не потребуется ли чего?

– Надо бы и чаю-сахару, да некогда, до другого раза! – серьезным, деловым тоном отвечал Копылов.

Терпуг взял оба свертка и пошел из лавки. Рванкин не мог понять, что это значит: шутит ли он, или забыл о деньгах, или проделывает над ним какую-нибудь смехотворную штуку? Копылов как стоял, так и остался стоять. Но когда Федот Лукич обратил к нему свой вопрошающий взгляд, он ухмыльнулся, приподнял фуражку в знак прощания и тоже пошел в дверь. Тут уж Рванкин не выдержал и кинулся бегом вокруг полка к двери.

– Э… э… господа почтенные! Так, не того… не годится! – крикнул он.

Копылов тотчас же обернулся и сделал шаг к двери. Остановился и Терпуг.

– А деньги? – проговорил Рванкин, и на покрасневшем лице его уже не было привычной улыбки, а глаза глядели тревожно и враждебно.

– Ты чего? – коротко бросил Копылов, точно и не слышал его вопроса.

– А получить? За тобой семь тридцать пять второй год терплю!

– Ну и терпи!

– А сейчас за наличные! Это уж – сделайте одолжение!

– Наличные?

– Да-с. А то что же это такое? Денной грабеж наподобие? Нам тоже не даром товар-то отпускают!

– Наличные тебе?

Копылов нагнулся к голенищу и вытащил большой сапожный нож, остро блеснувший при свете тонкими царапинами отточенного лезвия. Он хотел было крикнуть: руки вверх! Но вместо этого придавленным хриплым голосом прошептал:

– Лишь пикни! в-во!..

На один миг взгляд его поймал мгновенный толчок изумления в округлившихся от ужаса глазах Рванкина и странную улыбку помертвелых губ, перекосившую лицо в одну сторону. Было очень соблазнительно помахать ножом над головой купца и в конце концов шлепнуть его ладонью по маковке. Но казалось, что сзади кто-то уж смотрит, чужой, и вот-вот засмеется или дружески скажет:

– Брось, а то кабы не сдох!..

– Ну и испужался! – перхая от смеха, сказал Копылов, догоняя Терпуга. – Белей белой глины сделался!

Терпуг был недоволен: вышло как-то не так, как воображалось, слишком просто, буднично, без эффекта, на низкограбительский лад. Не о том мечталось. Хотелось блеску, стремительного натиска, опасности, быстрой расправы и обогащения. А это что? Грошовые тряпки!.. А Копылов весело перхал от удачи. Поначалу ему было страшновато и как будто стеснительно, а вышло ничего себе, гладко, хорошо.

– Не так как-то у нас, – сказал Терпуг. – Я думал, ты по-настоящему сделаешь… Все ждал… А ты кашемир, платки… На кой черт они?

– Нет, ничего. Лучше бы денег, конечно, да шут его знает, игде оне у него? В курене небось?

– А из-за этого пачкаться не стоило.

– Да ты погоди! Это – пример. Вот к Дуванову зайдем. У этого касция всегда при нем, я знаю. А Рванкин – хитрый черт, в лавке денег не держит. Пойдем к Дуванову! Выну ножик – на стол деньги! Руки кверху! По доброй совести… А не даст по доброй совести, возьмем сами…