Каторжная воля (сборник) - стр. 37
– Да не бери ты в голову! Сказал же тебе – плюнь и забудь. Мне другой раз такая чертовщина снится… Тьфу! Пойдем спать!
– А костер? Может, водой залить?
– Сам догорит, погода тихая… Пошли!
Недалеко от костра, рядом с первыми венцами будущей избы, стоял немудреный шалаш, сложенный из веток и сверху накрытый травой, успевшей высохнуть на солнце. В шалаше теперь и жили Ульяна с Агафоном, жили, хоть и невенчанные, как муж и жена. Агафон до конца выстоял, так и не решившись раньше времени дотронуться до непорочной девчонки, которая без оглядки ему доверилась. Ульяна сама выбор сделала, сама пришла к нему, еще там, на заимке Кондрата, пришла, прилегла рядом и едва ощутимо погладила по голове ладонью. Спокойно и ровно звучал ее голос, и от этого голоса Агафону хотелось заплакать, как в далеком и позабытом детстве, потому что во взрослой жизни он никогда не плакал.
– Я ведь поначалу боялась тебя, – говорила Ульяна, продолжая гладить его ладонью по голове, – так боялась, что не смотрела лишний раз. А теперь смотрю – и радуюсь. И дальше хочу радоваться. Только… целоваться я не умею…
Ни похабным словом, ни движением непристойным он не обидел ее. Ни тогда, ни до сегодняшнего дня. Не узнать было матерого разбойника, притихшего под девичьей ладонью.
Сухо, уютно и счастливо было им сейчас в шалаше. И речушка заботливо пела для них свою бесконечную песню, убаюкивая в крепкий сон.
К зиме, к первым морозам и снегопадам, встала деревня, выстроившись в одну улицу. И люди начали на новом месте свою новую жизнь, которая отличалась от прежней, как отличается своим видом старая, изорванная подстилка от нового, в разноцветье сотканного половика. Верховодил всей этой жизнью Кондрат, рядом с ним всегда находился Агафон, и никто этой крепкой связки не оспаривал и недовольства не высказывал.
Обустраивались, обзаводились хозяйством, время от времени посылали доверенных гонцов через перевал, и те возвращались с нужным инструментом, который своими руками сделать было невозможно, с домашней живностью и с семенами. Земля здесь оказалась мягкой, как пух, и плодородной – что воткнул, то и зацвело. Даже огурцы вызревали на навозных грядках. А уж репа, брюква, капуста и прочее, что попроще, перли из земли с такой силой, что треск стоял. Народились детишки, деревня огласилась звонкими голосками, и жизнь окончательно вошла в прочное русло.
Ульяна принесла сынишку, затем девочку, а следом еще одного парня. Тесно стало в избе, и Агафон всерьез задумывался о новом строительстве, собираясь ставить более просторное жилище. Начал заготавливать лес, укладывая в ряды сосновые бревна, чтобы они высохли до чистого звона.
Вот за этим занятием и застал его Кондрат. Спрыгнул с коня, повод не привязав, и прямиком – к Агафону. Не поздоровался, не кивнул, а сразу – в карьер:
– Бросай работу! Все бросай! Коня седлай, ружье бери, харчишек не забудь! Я здесь подожду, дух переведу.
Не стал Агафон спрашивать о причине такой спешки, понимал – по пустяшному делу сломя голову Кондрат бы не прискакал. Сразу же бросил работу, побежал в свою ограду и скоро появился верхом на коне, с ружьем и с дорожным мешком, в который успел сунуть краюху хлеба, пару луковиц и кусок вяленого мяса.
– От меня не отставай, – махнул ему рукой Кондрат, – после расскажу…