Категорически влюблен - стр. 39
Они уставились друг на друга с одинаково свирепым выражением на лицах.
– Моя учеба… – высокомерно задрав нос, начал Захар, – …требует сосредоточенности, внимания и дисциплины. Я учу четыре языка, я обязан высыпаться.
Четыре? Ого. Катя бы ни за что себе в этом не призналась, но, возможно, Захар и правда был… довольно-таки крут. Ей даже школьный английский давался с трудом (тест по временам ей до сих пор являлся в кошмарах), а тут сразу четыре языка.
– Шпрехен зи доич? – немного неловко пошутила она.
– Я на факультете восточных языков, тупица. И, помимо основной нагрузки, я в этом году курирую первокурсников, участвую в конференциях и слушаю дополнительные курсы по международным отношениям, политологии и зарубежному регионоведению. А ты… рисуешь картинки, верно?
От его пренебрежительного тона воображаемая шерсть у Кати на спине встала дыбом. Почему каждый встречный-поперечный считал своим долгом ткнуть ее в то, что она любит рисовать, будто в кучку какашек?
– Верно. Рисую картинки, – процедила она. – Но и ты, насколько я знаю, не лекарство от рака изобретаешь. Так что засунь себе в задницу свое ЧСВ!
– Мое ЧСВ тебя не касается, – осклабился Захар. – Как и моя задница. Как, кстати, и мой диван. Это я буду на нем спать, хотя… – Его оскал превратился в самодовольную ухмылку, и Катя напряглась. Захар вдруг оттолкнул кофейный столик ногой и пересел на диван, закинув руку на спинку за Катиными плечами. Его губы приблизились к ее уху, горячее дыхание пощекотало чувствительное местечко на шее. – …Если хочешь, можем спать вместе.
– И не мечтай, извращенец! – ощетинилась Катя, прикрывая шею ладонью и молясь, чтобы Захар не услышал дрожь в ее голосе. Кроме случая-который-нельзя-вспоминать, еще ни один парень не был так близко к ней, и это чертовски смущало. В попытке отодвинуться Катя почти легла на подлокотник, выгнув спину. А Захар, самодовольно ухмыляясь, навис над ней, уперевшись руками в диван по обе стороны от ее лица.
– Боишься не устоять? – мурлыкнул он.
– А может, это ты боишься не устоять? – хрипло парировала Катя, подавшись вверх. Их лица почти соприкоснулись, и атмосфера в комнате ощутимо накалилась. Рука Захара едва заметно дернулась.
– Сиротка, – протянул он, – не льсти себе. Ты меня возбуждаешь примерно так же сильно, как тарелка с присохшей гречкой.
– А ты меня – как грязь под ногтями!
– Могу поспорить, однажды ночью твои шаловливые ручки пробрались бы под резинку моих штанов и… – Он вдруг двинул бедрами, прижавшись к Кате, и та ахнула, мгновенно возненавидев себя за этот тихий звук. Ее щеки вспыхнули бордовым румянцем.
– По рукам! – вспылила она. – Хочешь поспорить? Вот тебе пари! Спим на диване вместе, а первый, кто струсит или распустит руки, отправится спать на коврик у двери! И я тебе гарантирую, это буду не я!
– Договорились, – неожиданно легко согласился Захар, отталкиваясь от дивана и как ни в чем не бывало усаживаясь рядом с Катей. Э-э-э? Катя оторопела, осознав, что ее, кажется, надули, и запоздало добавила:
– Но у меня тоже есть это… условие. Относись ко мне и моим комиксам с уважением, ясно? Я взрослый человек и заслуживаю, чтобы со мной обращались как со взрослой.
Захар застыл, будто обдумывая ее слова, а в следующую секунду…
– Бип, – с серьезным видом сказал он, нажав пальцем на Катин нос.