Кататония - стр. 38
– Я уже испугалась, что ты потерялась, – сказала де-Фраулли, когда Амайя поднялась на крыльцо. – Зачем ты бегала в сад на ночь глядя.
– Я хотела ветку жасмина.
– И где же он?
– Знаешь, он оказался таким красивым, что я решила не ломать куст.
– Ты иногда бываешь такая странная, Амайя, – удивленно пробормотала Мэй.
Свет, сквозь раскрытое окно проливавшийся на кровать, казалось, находил Рене даже под подушкой, заставляя просыпаться, но Рене отказывался. Накануне он поздно вернулся в академию, все бродил по улицам, переживая свидание с Амайей.
Как хотелось ему сгрести ее в охапку еще в карете, ехавшей с бала, как сложно было сдержаться! Сколько сил он прилагал, чтобы оставаться вежливым галантным кавалером, к которым Амайя привыкла. Как трудно было ограничиться поцелуем руки, когда хотелось впиться в губы, как сложно было ограничиться легким касанием ее рта, когда от желания прижать ее всю к себе сводило судорогой.
Но каждое мгновение он помнил, кто она такая. Нежный оранжерейный цветок, готовый зачахнуть от первого же небрежного касания. Его страсть, не сдерживай он ее, несомненно напугала бы Амайю.
Допустить этого было нельзя.
И Рене бродил по улицам едва ли не до рассвета, вновь и вновь оживляя в памяти их поцелуй, предвкушая новые.
Только осторожно… нужно действовать очень осторожно.
– Рене, вставай! Я тебе говорю: вставай! Нет, ну вы только посмотрите на него, на него даже магистр Абеляр повлиять не может, что уж говорить обо мне?! Ты встанешь или нет, засранец? У нас лекция через полчаса!
– Ты отвалишь от меня или нет? – рассердился наконец Рене, садясь на кровати и запуская подушкой в надоедливого Эмиля.
– Не отвалю, – Эмиль поймал подушку и бросил на собственную постель. – Абеляр просил меня повлиять на тебя. Проконтролировать, чтобы ты ходил на занятия.
– И как же ты планируешь это сделать, о многомудрый мой?
– Без понятия, и примерно то же я сказал и Абеляру, только в более учтивых выражениях. Что вовсе не меняет того факта, что ты, скотина, ходишь неизвестно где до утра, а потом просыпаешь все лекции. И что с тобой такое, я понять не могу.
Рене спустил ноги на пол, правой ногой нашарил сапоги, пальцами левой подгреб к себе штаны.
– Слушай, ну правда, – Эмиль по излюбленной своей привычке уселся на стол, смахивая в угол пузырьки с чернилами, – что происходит-то? Тебя же всегда ставили нам всем в пример, и вдруг такое… А ты молчишь. Я волнуюсь. Если у тебя с деньгами проблемы, или что-то подобное, ты скажи, я же помогу.
– Да нет у меня никаких проблем, – вздохнул Рене. – Наоборот… Слушай, вот именно сейчас я очень доволен своей жизнью. Да, я пропускаю занятия, да. Но я наверстаю в любой момент. А то, что для меня сейчас важно… Это не вернуть, если упустить. Понимаешь, нет?
– Нет.
Рене вздохнул. Что ж… Наверное, и впрямь пришло время рассказать все честно лучшему другу. Иначе не известно, что подумают они с Абеляром…
Рене поднял на Эмиля печальные глаза:
– Похоже, я влюбился.
Эмиль хохотнул:
– Серьезно? Да с тобой это происходит по разу в месяц!
– Нет. В этот раз все не так. Все теперь по-настоящему. У меня даже мыслей в голове других не осталось: только о ней, только о том, как бы с ней увидеться, как не напугать ее, не оттолкнуть.
Эмиль посерьезнел. Рене, путаясь, сбиваясь, продолжал: