Кататония - стр. 28
– Да.
– Тогда иди. И не заставляй меня больше искать тебя по всей академии.
Выйдя от Абеляра, Рене не пошел к себе. Удивительно, но, несмотря на выволочку от магистра, настроение оставалось хорошим. Рене вспоминал, какой сегодня видел Амайю, представлял, как будет замечательно, когда они снова встретятся вживую… В голове уже возник план, как можно это сделать…
Магистр прав: хватит тратить силы на вестников. Хватит любоваться издалека. Рене хочется держать Амайю в своих руках, говорить с ней вживую, целовать ее.
Тогда он, наконец, успокоится и возьмется за учебу.
Окрыленный Рене поднял голову к темнеющему небу и тихонько пропел:
– В этом мире жестоком, где нежность как слабость,
Где, чтобы выжить, ты вынужден биться,
Я набрался неслыханной наглости!
Я! Позволил! Себе! Влюбиться!1
Влада отодвинула ноутбук и усмехнулась. Нет, современная песня панк-группы, конечно, соответствует настроению, но из романа ее лучше вычеркнуть…
Глава 7
Субботний день оказался ясным и свежим. Влада, замотанная шарфом поверх пальто, вышла из метро и направилась по Среднему проспекту Васильевского острова к Университету. На переходе через Восьмую линию заметила знакомую спину и прибавила шагу.
– Стас!
Он обернулся и широко улыбнулся. Подался навстречу, будто попытался обнять, но на полпути передумал. Влада сделала вид, что ничего не заметила, и они пошли рядом.
– Вчера мне звонит начальник, – Стас говорил медленно, обстоятельно, будто обдумывая и подбирая каждое слово. – Ну, ты знаешь, Руководитель Аппарата. Звонит и говорит, мол, как хочешь, но чтобы завтра пришел на работу.
– А ты?
– А я говорю: «Никак не хочу».
Влада усмехнулась, искоса глядя на собеседника. Какой все же у Стаса красивый профиль! В литературе такие профили называют чистыми. Нос идеально прямой, губы четко очерчены. А ресницы какие длинные…
– Я ему объясняю, что при устройстве на работу четко обозначил свои приоритеты. Мне надо закончить магистратуру. Я и так слишком много времени потратил, пока был в академе – между прочим, во многом из-за работы.
– А он?
– А он начал на меня наезжать, мол, это работа, и нечего…
Влада с интересом слушала, что говорил начальник Стаса, что отвечал сам Стас, и могла бы наслаждаться монологом еще долго, но внезапно сбоку, то ли с Шестнадцатой, то ли с Четырнадцатой ( Влада не особенно обращала внимание, где они идут) линии вышел бомж.
Бомж как бомж: ничего необычного. Лохматый мужик в засаленной драной куртке, в ушанке, помнившей, вероятно, еще Петербург Раскольникова, в резиновых сапогах. Перед собой он толкал тележку с надписью «Дикси», в которой горкой был нагружен всякий хлам. К тележке же были примотаны большие пакеты, громыхавшие бутылками и банками.
Бомж подошел к мусорке, заглянул в нее, ухмыльнулся и сунулся в нее обеими руками.
Владу передернуло.
– Стас, давай улицу перейдем.
– Зачем? Нам тут к Универу по прямой.
– Пожалуйста! – Влада кивнула на бомжа, рывшегося в мусорке. Если бы они продолжили идти прямо, прошли бы рядом с ним.
– О как, – Стас с прищуром посмотрел на Владу, но повернул к пешеходному переходу, – а ты из брезгливых, оказывается.
– Не в этом дело. Просто некомфортно мне рядом с людьми, оказавшимися на обочине жизни. Я их боюсь.
– Боишься бомжей днем на светлой улице?
Влада вздохнула: