Каролина - стр. 21
– Вот, – он протянул мне хлеб. – Сострадание.
Я схватила угощение и вгрызлась в тесто зубами.
– Так себе последний ужин осуждённого, – пробормотала я с полным ртом. – Но спасибо.
– Вы уйдёте наконец?
– Нет.
Мимо маленького зарешёченного окошка под самым потолком, каркая, пролетела ворона. Мы одновременно посмотрели вверх, а потом друг на друга. Я не знала, как иначе демонстрировать решимость, только твёрдым взглядом. А он точно не ожидал, что кто-то способен так долго на него смотреть.
Проглотив последний кусок лепёшки, я вытянула вперёд руки.
– Давайте уже заканчивать, – я соединила запястья. – Меня срочно нужно изолировать, я со вчерашнего вечера мечтаю воткнуть в чьё-нибудь горло вилку для рыбы. Пожалуйста… Вас называют чудовищем, но в сравнении с людьми, которых я встречала сегодня, в вас я чувствую больше милосердия. А если правду говорят, то не всё ли вам равно, чью казнь благословить?
Ножка скамьи противно проскрежетала по полу. Гранд Айвор поднялся, а я невольно отклонилась назад.
– Милосердие. Не представляю. – В поисках тени он отошёл в угол камеры. – Как это ощущается?
– Как щипцы, – ответила я без раздумий. – Они вгрызаются в сердце и отрывают от него по кусочку.
– Теперь я понимаю ваше стремление умереть.
Я слабо улыбнулась.
– Вы, значит, разговариваете на языке боли. Я знаю его. Что ещё вам перевести?
Он провёл рукой по волосам и отвёл их за ухо. Я повторила движение. Его шрамы на виске и моя седая прядь – как отражение друг друга. Следующим жестом он указал на дверь.
Приговор или избавление? Я одинаково боялась и того, и другого. Часть меня, маленькая, озлобленная, рвалась на свободу. Помчаться вперёд, оставить низкие потолки и сырые стены, вдохнуть свежий воздух – себе, для себя. Скопить денег и уехать в Виарт, прожить жизнь – если не свою, так новую, какую-нибудь чудесную и кружевную…
Но каждый шаг давался всё труднее. То и дело я поглядывала вниз – не волочатся ли за ногами тяжёлые железные цепи.
Гранд Айвор шёл немного впереди – слева от меня, а другая его сторона снова нашла тень.
Боль, твой верный спутник. Печаль, мой тихий враг.
Строки из старой баллады вспыхнули в памяти, обрисовав его профиль знакомой резкой линией, но тут же погасли. Лестница вела вниз.
Оглядываясь на воображаемые цепи, я считала ступеньки, отдаляющие меня от неба. Свет из окон не проникал сюда. Воздух редел. Становилось всё холоднее, зато так запах почти не ощущался.
Я знала, что там.
Под землёй не оказалось коридора, чтобы вздохнуть и подготовиться, – лестница сразу вывела нас в большое круглое помещение. Приземистый пожилой мужчина в грязном фартуке раскладывал инструменты на полках, бряцанье гулким эхом отражалось от стен. Лекарь, так его почему-то называли, поприветствовал королевского судью сухим кивком.
В центре круглой комнаты, параллельно друг другу, стояло несколько столов. Некоторые пустые, другие накрыты простынями из жёсткой, посеревшей от времени ткани. Такие никто не стал бы гладить.
Я покачнулась, но меня подхватили под локоть.
На одной из простыней алело пятно крови. Я не смогла бы вот так узнать силуэт человека под ней, но расположение пятна – правый бок, – именно там, вокруг ржавой железной палки, я ощупывала рану Лосано-младшего, ещё надеясь его спасти.
На соседнем столе лежала Тея. Её не укрыли пока… не накрыли. Тея была такой же, какой я видела её утром: руки на груди замотаны в шаль, кудрявые волосы обрамляют лицо, только губы очень бледные и ресницы не шевелятся. Мне бы спросить, но последний кусок лепёшки застрял где-то между горлом и желудком и не пропускал слова.