Карл Любезный - стр. 15

У жены булочника перехватило дыхание. Она чуть не кинулась в объятия «королевского карателя».

– В том, что вы получите эти деньги, можете не сомневаться, – прибавил тот. – Даю в этом слово, которое мне еще никогда не доводилось и не доведется нарушить. Я даю это слово вам, как если бы дал его королю.

– Я верю вам, мессир, – проговорила обрадованная Ангелика Лесер.

– Вот и хорошо, – поднялся Тристан. – Я сообщу вам, где, как и когда вы сможете встретиться с этим человеком. Запаситесь несколькими днями терпения, а до той поры под любым предлогом избегайте сношения с вашим супругом.

– Я и на два фута не подпущу его к себе, не имея на то вашего дозволения, сеньор, – подобострастно заулыбалась прекрасная жена булочника.

Покинув дом с чувством до конца исполненного долга, Тристан вскочил на лошадь и, повернув на улицу Лирондель, направился в сторону Лувра.

Комната была вытянутой и имела три окна: одно глядело на север, два других – на восток. Сложив руки за спиной и опустив голову, вдоль длинной стены от одного окна до другого в волнении вышагивал король Людовик XI. Он в распашной робе с длинными разрезами спереди и с боков и в туфлях с заостренными, но недлинными носками. Голова его обнажена, шляпа с неширокими загнутыми внутрь полями и с невысокой тульей, обшитой иконками святых, лежит на стуле. Никакой роскоши ни в покоях, ни в одежде короля; скорее среднего достатка горожанин мерил комнату шагами, размышляя не то о налогах, не то о высоких ценах на фламандское сукно.

Король думал о том, как ему и дальше держать в узде непокорную и своевольную знать. Лига общественного блага, которую около пяти лет назад создали против него вечно недовольные родичи и сиятельные вельможи, сделала свое дело: Людовик пошел на уступки. Всей сворой они тогда накинулись на него, чуть было не побили при Монлери, пришлось скрываться в Корбее, потом в Париже, Конфлане и, наконец, в Руане. В результате Карл Бургундский получил проданные его отцом королю города на Сомме; своему брату король отдал Нормандию и уступил свои права сюзерена на Бретань и герцогство Алансонское; графу Сен-Полю пожаловали должность коннетабля. Остальные участники лиги – Франциск II, герцоги Бурбонский и Лотарингский, оба д'Арманьяка, графы Дюнуа и д'Альбре – получили пожалования в виде земель и прибыльных должностей. Но Бог уже распорядился в отношении приговора тем, кто мешал королю править, кого он считал предателем. Год назад Господь прибрал к себе душу бастарда Орлеанского; именно Он, а не враг рода человеческого, ибо граф Жан де Дюнуа все же был храбрым командиром времен прошлой войны с англичанами, соратником Орлеанской девы. Другого ренегата – кардинала Балю, лизавшего пятки герцогу Бургундскому, Франциску Бретонскому, брату короля и Эдуарду IV – Людовик засадил в клетку, в которой тот просидит целых одиннадцать лет. Ту же участь разделил с ним епископ Вердена Гийом д'Аранкур, не меньший изменник; кстати, он и придумал эту клетку. Брата Карла Людовик в апреле отправил в Гиень, подальше с глаз, отобрав у него Нормандию, – найдется кого одарить таким лакомым куском.

Король остановился у окна, устремив взгляд на острый шпиль церкви Сен-Жермен л'Оссеруа, потом посмотрел вправо на Бурбонский отель, закрывающий собой почти всю набережную от Лувра до площади Трех мэрий. Состроив недовольную гримасу, он повернул голову влево: другой отель – Алансонский – частично заслонял собою улицу Сент-Оноре и был окружен двух- и трехэтажными домами горожан.