Размер шрифта
-
+

Капсула времени - стр. 17

– Почему?

– Их уже плотно прибило к земле каким-нибудь якорем. У тебя он тоже есть.

– И какой он, мой якорь?

– Ты сама о нем прекрасно знаешь.

Ирина собрала мусор и выбросила в урну неподалеку. Я сидела и размышляла над ее словами.

– Если ты не против, я поговорю с твоей мамой и объясню, что к чему, – дотронулась она до моей руки.

– Бесполезно. Они мечтают сдать нас на опыты в больницу, как обезьян.

– Я слышала, обезьян уже запретили мучить.

– Крыс все еще можно. Какая разница. Я – опасный для общества элемент. Угрожала психологу из духового ружья, объявила голодовку. Думаю, санитары уже приехали за мной.

– Психолог платный?

– Ты Лося нашего видела? У него бесплатно даже мухи не летают. Денег – как у дурака фантиков.

– Тогда ничего страшного. Бабло побеждает зло. Главное, чтобы вас с братом не разлучили. Так ведь?

– Типа того.

– Я знаю один проверенный способ, чтобы добиться своей цели. В самых крайних случаях прибегаю к нему.

– Покупаете на рынке огнемет?

– Это было бы слишком просто, – расхохоталась Ирина. – Нужно извиниться перед всеми, кто на тебя обижен.

– Извиниться? Ну уж нет! Легче сдохнуть.

– Не легче. Это всего лишь роль. Я же не говорю тебе, что надо при этом чувствовать искреннее раскаяние. Лишь капельку подыграть им. Твоим обиженным. Смотри, я научу тебя. Только для этого надо ненадолго стать актрисой. Закрой глаза и слушай. Не открывай, пока я не скажу. И не подглядывай.

– Что за бред, – буркнула я и натянула воротник от свитера до самой макушки. Запахло весной и шерстяными баранами. Там, за баранами, продолжала вещать Ирина.

– Все взрослые вокруг тебя играют роли. Это нормально. Когда ты один раз попробовал, уже трудно остановиться. Все кругом врут друг другу, но при этом как бы находятся каждый на своей сцене. Внутренняя сцена позволяет людям вживаться в роли и врать так убедительно, что Станиславский аплодирует стоя.

– Обычно он это делает лежа?

– Кто?

– Кто там, вы сказали? Станиславский.

– Не знаю, он давно умер. Вылезай!

Я сняла свитер с головы, и яркий свет с размахом резанул по глазам.

– Посмотри вот на эту семейную пару. Что ты видишь?

Я поморщилась и навела фокус. На скамейке напротив сидела молодая пара с коляской. Муж нервно курил, а она трясла коляску так, будто взбивала омлет.

– Что скажешь?

– Не знаю. Кажется, они поссорились.

– Правильно. Девушка играет роль обиженной жены, потому что хочет чего-то добиться от него. Заметь, она в маске.

– В смысле?

– Мы все носим маски. Вот я, например, в школе одна, в театре другая, с тобой сейчас – третья. Эта барышня надела маску ворчливой жены. Она не очень ей нравится, но мужу, кажется, наплевать.

Мы продолжили игру. Около памятника Есенина я обнаружила Бабулю, Само Совершенство. Этакая Мэри Поппинс в зеленой шляпе. Потом Ирина нашла молодого человека, Страдающего Вертера. Понятия не имею, кто это, надо погуглить. Я парировала Дамой, Которая Знает Все На Свете. Ирина ответила мне достойно. Нашла в парке мужика, Считающего Себя Собакой. Он ходил и словно метил кругом территорию своим присутствием. Еще пробежали мимо две фифы-блондинки, играющие в спорт, и прошли хохочущие студенты, которые носили маски клоунов.

– Итак, подводим итог, – отсмеявшись всласть, сказала моя училка. – Когда будешь просить прощения, представь, что ты играешь в спектакле под названием «Искреннее раскаяние». Ты – актриса, тебе не обязательно на самом деле чувствовать себя виноватой. Тебе нужно сосредоточиться и сыграть раскаяние. И как только ты почувствуешь, что получается и окружающие тебе поверили, ты испытаешь от этого настоящий кайф. И даже можешь словить настоящее раскаяние. Я точно тебе говорю.

Страница 17