Капризная Фортуна - стр. 47
Взрослый катарги вернулся не с пустыми когтями, а тоже с порядочным гостинцем. Он приволок чуть ли не взрослого, ещё исходящего горячей кровью кабана. Причём положил его не возле костра, а возле развороченного входа в подземелья. Что лишний раз доказывало явную разумность гигантских орлов. Сразу поняли, откуда кормилец Мурчачо взялся в неприступной долине, и догадались, куда потом спрячется. А сам молодой орёл свистел с вопросительными интонациями и указывал клювом на темнеющий створ:
– Друзья?
Хорошо, что уже счёт знал и понял, что где-то на глубинах Менгарца ожидают двое друзей. После чего стал прощаться, печально постукивая клювом по голове человека. Но при этом настоятельно просвистел одно новое слово:
– Полдень! Прилететь, давай дружить. Кушать!
И не успокоился до тех пор, пока кормилец не повторил то же самое. Только после этого, натужно и интенсивно молотя своими ещё не оперившимися как следует крыльями, взлетел за старшим опекуном в наступающие сумерки.
Помахав ему рукой на прощанье, Менгарец бросился собирать вещи. Потом с огромным трудом заволок кабанью тушу в штольню, водрузил сверху свой рюкзак и меч и без особых усилий поволок всё это вниз. Радуясь довольно крутому спуску, который на обратной дороге оказался многократно предпочтительнее подъёма.
Внизу рюкзак с мечом дотащил до мотоцикла сам, а вот кабана перенёс услужливый с недавних пор робот. Он же и помог своими манипуляторами уложить тяжеленную тушу поперёк второго сиденья. Перед тем как отъехать, Виктор всё-таки запустил у механического помощника программу уничтожения всего, что движется. Всё равно скоро встретится с друзьями и передаст им пароль, а здесь оставлять всё открытым не следовало. Мало ли кто по горам ходит? Вдруг огонь увидел, человека с катарги? Потом стрельнёт в голову спуститься да тут всё прощупать своими руками. Так и до секретного хода между простенками дворцовыми добраться может.
Поставил период срабатывания на две минуты да и поехал преспокойно по рельсу, начинающему всё больше с каждым разом поблескивать в свете фары. Когда въехал на последнюю четверть пути, при ярком свете открылась весёлая картинка: прижавшись к стенам спинами, с обеих сторон тоннеля стояли Фериоль и Додюр. Причём свои ломы они взяли, как постовые берут на караул тяжеленные алебарды. Видимо, издалека услышали гул роликов и, так сказать, сделали вид, что встречают.
Менгарец с хохотом остановился метров через пятьдесят и, дожидаясь, пока друзья его догонят, восклицал:
– Ай да партизанская гвардия! Ну и чего вам не спится?
Жрец, как всегда, ворчал:
– Домой надо возвращаться вовремя, чтобы товарищам спалось спокойно!..
– А это кто?! – восклицал кок, первым заметивший в полумраке чьи-то свисающие конечности. Он же и фонарём высветил кабанье рыло и в восторге заорал: – Ох ты! Никак двуручником зарубил?! Вот это мастер!!!
И столько радости слышалось в его голосе и гордости, что даже стыдно было друга разочаровывать:
– Да нет, это катарги гостинец для голодающих передали. Я ведь и так вас обеда с ужином лишил, совесть до сих пор мучает…
– Ха! Да за такой гостинец я готов два дня поститься! Сейчас как запируем! Я вам такое блюдо приготовлю, с руками проглотите!
– Ну, нам твои руки ещё пригодятся, – осадил его Фериоль, подталкивая при этом мотоцикл рукой: – Да ты езжай, мы за тобой вприпрыжку.