Капитаны в законе - стр. 8
Где именно – вопросов тоже не возникало, поскольку выбирать было не из чего. Дело в том, что терем, купленный ими у старой боярыни, ушедшей в монастырь, строился по стандарту, как и подавляющее большинство других. Это означало, что внизу, в неотапливаемых подклетях, располагались исключительно подсобки для хранения всякой всячины, а наверх, в жилые помещения, вела высокая лестница, заканчивающаяся небольшим крылечком. Далее темный коридор, дверь из коего вела в просторную здоровенную комнату. Большая часть ее использовалась как совместная трапезная, а меньшая, отделенная огромной печью, как кухня или, как ее именовала Заряница, бабий кут.
Сбоку располагались еще две лестницы, ведущие на третий этаж. Первая выходила на женскую половину, состоящую из четырех комнат. Одну из средних – некогда бывшую молельную – отвели для брата Заряницы кузнеца Горыни, раненного в позвоночник во время битвы тверичей с московлянами и татарами. Там было удобнее всего – по соседству располагалась и сестра, и лечившая его испанка Изабелла вместе со служанкой Забавой.
Вторая лестница выходила на мужскую половину. Там было всего две комнаты и маленький чуланчик между ними. В нем побратимы хранили сундуки с серебром и свое оружие. Поначалу они решили затащить покойника именно туда, но мертвяк, пусть и еле ощутимо, но начал припахивать. Кроме того, желающим добить «раненого» забраться в терем тоже будет слишком затруднительно. И они распорядились занести его в один из трех крохотных флигельков-избушек, расположенных позади терема и предназначенных для проживания обслуги. Так как пока у них в услужении имелись лишь истопник, конюх, живший в клетушке на самой конюшне, и вратарь, третий временно пустовал.
– Авось всего до ночи, а там мы его переправим в ледник, – пояснил Сангре. – Главное, чтоб все видели, куда мы его затащили поначалу.
Разумеется, князь прибыл к ним не один, а со свитой. Хорошо, у входа во флигелек Петр предусмотрительно выставил стражу и не одного-двух, а сразу пятерых могучих литвинов. Выполняя четкую инструкцию, они молча пропустили вовнутрь Михаила Ярославича и мгновенно сомкнулись, не позволив войти остальным. Хоть и бранились сопровождавшие князя бояре, а кое-кто, по примеру Ивана Акинфича, и за саблю схватился, воины-часовые сохраняли хладнокровие и снисходительно поглядывали с крылечка на кипятившийся от негодования народец.
Сообщать Михаилу Ярославичу, что киллер давным-давно покойник, тоже не пришлось – тот и без пояснений все понял. Посуровев лицом и сразу как-то постарев, он примерно с минуту взирал на труп, после чего бросил потухшим голосом:
– Сюда-то зачем? На ледник надо, – но судя по равнодушной интонации было понятно – сказано просто так. На самом деле князю абсолютно наплевать, что будут делать с трупом.
Впрочем, чуть погодя он и сам подтвердил это. Грузно ступая и сутулясь, словно на его плечи неожиданно взвалили некий тяжкий груз, он подошел к столу и мрачно осведомился:
– А лучше всего там же и бросили бы, где прибили. Или вы помыслили, будто я эту падаль в Орду повезу?
Побратимы молчали, потупив головы. Еще на ладье, когда подплывали к Твери, Сангре, на вопрос друга «Удалось ли придумать какую-нибудь отмазку?» сказал Улану:
– В таких вещах важен конкретный окончательный итог и если он неутешителен, любые отговорки и пояснения бесполезны. Как говаривал мудрый старина Екклесиаст: «кротость покрывает и большие проступки». Посему оправдываться смысла не вижу. Ни к чему размазывать белую кашу по чистому столу. Будем стоять и молчать аки рыба об лед.