Капитан Невельской - стр. 75
И этот крик короткой, но острой болью отозвался в сердце Невельского.
Казакевич немного удивился в душе, что Невельской не хочет хлопотать о посылке «Байкала» на зимовку на Гавайи. Там фрукты, свежая пища всегда, люди отдохнут, наберутся сил. Невельской поступал на этот раз жестко. Фанатическая преданность его своей идее не всегда, как полагал Петр Васильевич, хороша.
А как нравилось матросам на Гавайях! Король Камехамеха принял любезно капитана и офицеров, а узнав, что в эти дни была православная Пасха, много приятного и полезного сделал для своих гостей.
– А все же я его пробрал, – говорил Иван Подобин своим товарищам. – Как я сказал всю правду, так его совесть и взяла.
– Как же, он чувствует!
Матросы с удовольствием слушали, как Подобин выразил свои мысли капитану и тот посовестился. Каждый из них понимал, что Геннадий Иванович совсем не такой капитан, как другие, и каждый гордился, что на «Байкале» было хорошее обращение. И отрадно было вспомнить, что смели упрекнуть самого капитана.
Все же зимовка предстояла тяжелая, без радости и даже без надежды на радость, а дальше – долгие годы службы здесь, где голо, пусто, голодно.
– Поехали, аспиды, в Питер, за мамзелями хлестать, – говорил Конев, – а нас хоть бы на берег, а то, видишь, даже списывать не велели, мол, заразы боятся… Сиди, как в клетке. Близок локоть, да не укусишь.
Вот и настала мена корабля на лошадей. Как все моряки, Невельской любил поездить верхом. И путь предстоял преинтереснейший – через хребет Джугджур, тот самый, продолжение которого ложно считается границей между Россией и Китаем. А там – Сибирь…
И только сейчас, влезши на якутскую лошадь, капитан почувствовал, что он Сибири не знает, хоть и читал о ней всю жизнь книги, что это для него совершенно неведомая страна, как Америка для Колумба.
И он желал все видеть, знать, изучить.
А в сибирском лесу уже стоял холод, морозы с каждым днем становились все крепче. Давно капитан не видал зимы и соскучился по морозам. Тут они были здоровые, крепкие, при ясном небе и ярком солнце.
Иногда ему казалось, что он двигается медленно, а события в мире развиваются быстро или что у него не хватает знаний, что еще очень много надо учиться и многое успеть сделать. С каждым днем все сильней охватывала его тревога, как у перелетной птицы с подрезанными крыльями, которой нельзя лететь, хотя уж осень настала.
Думал он и о губернаторе. Приятна была предстоящая встреча с Николаем Николаевичем, с Екатериной Николаевной, с Элиз.
«Я, кажется, намеревался влюбиться в нее. И ничего у меня не получилось! Дай Бог Мише, если любит…»
И в то же время его сильно беспокоили дела Завойко и перенос порта на Камчатку, и будущие действия на Амуре. Он надеялся, что с помощью фактов удастся доказать свое губернатору.
Однажды утром поднялись на вершину хребта. Меж скал гребня ветер уносил в проломы целые облака снега. Сугробы были высоки, ветер выл, гнул березовые леса. Тут уже настоящая зима. И дальше, за хребтом, – замерзшие болота, снега и снега.
Капитан все замечал: и нищету населения, и болезни, и чахлый скот, и жалкие жилища якутов и русских – все волновало его.
Ночью он спал тревожно. По ночам давили тяжелые сны. Иногда он просыпался от своего крика, постоянно был напряжен, как бы в ожидании чего-то…