Капибару любят все - стр. 2
– Фрося… Здравствуй, здравствуй, моя хорошая… Фрося! Ну Фрося…
Ольховский молчал. Сперва – собака! Ее чувства от прихода Лены, конечно, ярче, чем его.
– Ольховский, ну блин… – это уже ему.
Если пояснить Лениным языком, то выглядеть будет примерно так: «Я пришла с пакетами, ты меня не встречаешь, а собака когтями царапает мне ноги». Поэтому «ну блин».
Она знает, что Сергей все понял. В этом году их брак, как и Димка, отметил совершеннолетие.
– Иду. – Сергей встал из-за стола, сделал несколько шагов в коридор.
– На, я тебе рыбу купила.
Жена смотрела на него и морщилась. Под ногами вертелась кривоногая черная такса Фрося, изображая радость.
– Ты чего? – спросил Ольховский, принимая пакет.
– Да блин, натерла…
И он опять все понял. Вчера она купила новые туфли и сегодня этими туфлями натерла себе мозоль или несколько.
Лена села на табурет в коридоре, наклонилась к травмированной стопе, чем тут же воспользовалась собака. Встав на задние лапы и вытянув морду, лизнула хозяйку языком в самые губы.
– Тьфу… – вытерла губы Лена, смазывая помаду.
Собака забила гладким хвостом так, будто получила одобрение за поцелуй.
Лена прошлепала в комнату, на ходу снимая платье через голову. Глядя на нее, Ольховский вдруг подумал о том, что, оставаясь такой же плоской, как раньше, Лена раздается вширь. Задал себе вопрос: соблазнился бы он таким телом сейчас, если бы оно не принадлежало жене? Очевидного ответа не было. Было не стопроцентное «нет».
– Димасик сегодня девочку приведет, ты помнишь?
Лена бесстыдно стянула лифчик, продолжая глазами искать домашние брюки. Ольховский помнил то время, когда, снимая эту часть туалета, она прикрывала грудь локтями. Тогда это его раздражало. Теперь отношения вступили в другую крайность…
Еще лет пять назад он не мог равнодушно наблюдать за тем, как она раздевается. Все равно шлепнул бы по попе или шутливо ущипнул коричневый сосок, но потом эта легкость, почти нежность их отношений стала куда-то исчезать, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Разве что страсть случалась все реже и реже, даже при том, что их секс был относительно регулярным.
В какой-то момент у Ольховского наступило равнодушие к ее телу, и он был даже немного благодарен этому равнодушию: иногда на что-то надеяться гораздо хуже, чем просто махнуть рукой.
Замечательным было то, что Лену такое положение вещей даже не беспокоило. Его полунамеки были неправильно истолкованы – комплект нижнего белья, который Ольховский ей купил, она стала использовать по прямому назначению, продолжая ложиться в постель попеременно то в желтой пижаме, то в розовой…
– Ольховский, ты помнишь, что Димасик девочку приведет? Ты мне ответишь, а?
Предмет, вернее, предметы его раздумий, покачнувшись, скрылись под футболкой.
– А что ты хочешь услышать?
– Я хочу услышать, что тебе не все равно! – легко ответила Лена. На ее легкости вообще держался их брак – Лена не терпела долгие ссоры и быстро прощала обиды, поэтому обижать ее было скучно.
– Конечно не все равно! Я не хочу, чтобы он привел какую-нибудь толстую каракатицу.
– Я же тебе говорила, она хорошенькая! – Лена произнесла так, будто Сергей и вправду мог позабыть этот факт. А ведь нет! Тем более что приведи Димка каракатицу, Ольховский был бы разочарован.
Ему было не по себе оттого, что в его дом приходят чужие страсти, тем более страсти собственного сына. Он никому и никогда не признался бы в том, что просто завидовал Димке.