Канарейка - стр. 23
Собеседница сделала недоумённое лицо, пытаясь подобрать правильный ответ.
- Я понимаю, что днём меня просто так никто не освободит от работы. Но... например, по ночам.
И, тщательно подбирая слова, поведала ей уже набившую оскомину версию про частичную потерю памяти. Мол вот тут - помню, а тут - не помню. Музыка - в голове, а слова выпадают.
- В порядке проявления дополнительного рвения в вере, может быть и... может и разрешат. А сборник гимнов я тебе дам. Только ты знаешь, что... лучше просись в затворную келью для этого. Так оно спокойнее будет. - та снова нахмурилась и покачала головой, - Сил-то хватит? И так душа в чём теплится, если ещё и без сна...
- У меня выхода нет. Жаль, что в храме отрепетировать не получится.
- Вот что, я для тебя подберу что-нибудь новое - сольное. И скажу, что это специально к празднику, а для того - нужны отдельные занятия. Попрошу, чтобы была возможность оставаться после общей программы и упражняться отдельно. Вот и подтянем твою память.
- Спасибо. - кивнула я, а про себя подумала, что заниматься в этой, как её... затворной келье всё-таки придётся. Петь, а точнее разучивать незнакомые тексты, выдавая свою неосведомлённость, в общей комнате, да ещё и по ночам - вариант неподходящий. А иного свободного времени у воспитанниц просто нет. - Вы только никому не говорите про мой недуг, пожалуйста.
- Да уж это-то понятно. Ступай.
Но старухе Тейле о нашем разговоре всё-таки рассказали. Кто-то подслушал и донёс. И к вечеру меня снова потащили "на ковёр".
Господи, я так вымоталась за этот длинный день, наполненный переживаниями и тяжёлой физической работой, к которой в прошлой жизни никогда не имела ни тяги, ни какого бы то ни было отношения, что известие о провале секретности новых планов буквально вышибало слезу. Злую. Пришлось приложить определённые усилия, чтобы перед самой дверью натянуть на лицо положенную случаю маску смирения.
Злобный взгляд настоятельницы, ткнувшийся в меня прям с порога, моментально вызвал ответный всплеск гнева. Да я не помню даже, когда в последний раз испытывала ощущение подобной беспомощной зависимости. Может, вообще никогда.
- Тихо, ти-ихо. - приговаривала самой себе, заставляя опустить глаза и прилежно сложить ручки, - Ещё придёт время, когда можно будет сказать ответное слово. А сейчас основная задача - дожить до момента освобождения.
Понятия в тот момент не имела, чем уж слово молодой девчонки сможет повредить такому персонажу, как настоятельница монастыря. Церковной власти, видимо, в любых мирах указа ни от кого нет. Государство не имеет не только рычагов влияния, но даже самого права на какое-либо вмешательство в её внутренние дела.
Но тогда мне было плевать на доводы логики и здравого смысла. Ради того, чтобы не скатиться в полную безысходность и оправдать вот это вынужденное овечье поведение, жизненно необходимо было верить, что найду способ вернуть неприкасаемой жабе земную прикасаемость.
Каждой клеткой чувствовала волны исходящей от неё ненависти, порождённой...
- О-па! А ведь она меня боится! - в голове замелькали новые открытия и догадки, - Ума не дам, чем Лира могла так напугать старуху. Да-да-да... Необходимость возвращать часть средств, оставленных родственниками на содержание (во что я, кстати, не очень-то верю) и перспектива лишиться "курицы, несущей золотые яйца" - слишком уж неубедительные причины для подобного отношения и поведения. Мотивчик, как говорится, слабоват. А бабка ведь и в самом деле, будь в её силах, испепелила бы меня взглядом прям на этом месте и прям с вот этим ковриком.