Камергерский переулок - стр. 71
Прокопьева и самого ввел в раздражение совершенно необязательный ход его мыслей. А главное, он никак не мог им управлять. Бог знает что, красавица Марфа, опричник Грязной, это все легенды, да и об обстоятельствах кончины композитора он знал понаслышке. Все это тени Камергерского…
– Уважаемый, – услышал Прокопьев, – не поможете ли вы в решении умственной задачи?
Оказывается, за столик к нему подсел неизвестный Прокопьеву человек. Перед ним лежала газета с умственными задачами. Человек сидел спиной к окну, к солнцу, и поначалу показался Прокопьеву черным. Или чернявым. По пригляде выяснилось, что он скорее темнорусый, а волосом пышен, локоны его спадали к плечам. Имел сосед эспаньолку и тонкие усы, им он уделял внимания, подумал Прокопьев, видимо, не меньше, нежели сериальный сыщик второго канала Эркюль Пуаро.
– Первая башня Кремля, – сказал сосед. – Девять букв. А?
– Что? Какая башня? – удивился Прокопьев.
Следовало бы сообщить соседу, что он теперь не склонен к разговору. Но вдруг умственная задача истребит в нем бессвязие мыслей? Откуда возник сосед? И когда? Рядом с газетой стоял бокал коньяка, а Прокопьев не слышал обращения соседа к буфетчице.
– Первая башня Кремля, – повторил человек с льющимися локонами и эспаньолкой. – Первая по времени создания, от нее пошли стены. Четвертая буква от конца «ц».
– Боровицкая! – обрадованно поспешил Прокопьев.
– Боровицкая… – протянул сосед, ручка его опустилась к газете. – Нет. Увы, увы! Лишняя буква в этой башне. А в нашей с вами башне тайник с колодцем…
– Тайницкая… – выдохнул Прокопьев.
– Верно. Верно! Тайницкая! – теперь уже обрадовался сосед. – Надо же. Кремль начался с тайника! С тайника. И до сих пор стоит.
Прокопьеву захотелось отсесть к кому-нибудь из знакомых. Или вообще уйти из закусочной. Но знакомцев в присутственном месте отчего-то не было.
– Да, ведь до сих пор стоит, – продолжил сосед, заполнив девять клеточек. – Горел, а стоит. Знать, замечательные были у нас тайницких дел мастера! Теперь такие перевелись.
Прокопьев не пожелал нужным что-либо высказать.
– Или не перевелись? – резко спросил сосед. Почти вскрикнул. Или выпалил.
Он и глазами будто выпалил в Прокопьева. И будто левый глаз его сощурился и стал зеленым. «Да нет, мерещится, – успокоил себя Прокопьев. – Глаза у него одинаковые, карие, и злокозненный прищур не возникал. Этак мне еще и тень царской невесты привидится…»
– Слышал, что не перевелись. И вроде бы даже заходят в эту закусочную.
– К чему об этом вы говорите мне? – спросил Прокопьев.
– Ни к чему! Ни к чему! – словно бы смутился сосед. – Просто так, явились какие-то соображения. В связи с башней. Кстати, зовут меня Николай Софронович… А вас?
– Сергей Максимович, – мрачно сказал Прокопьев.
Минут пять живописный господин Николай Софронович («Лет тридцать пять ему, – решил Прокопьев, – ну, под сорок») провел в кроссвордных усердиях и лобызаниях коньячного бокала. Жидкость, впрочем, не убывала. На пальцах его Прокопьев рассмотрел два перстня, один был с черным камнем, возможно, с гагатом, другой с печаткой.
– А я не сомневаюсь, – заговорил Николай Софронович, на Прокопьева не глядя и словно бы обращаясь к элементарному существу типа амебы, расположенному на дне сосуда, – умельцы на Руси не перевелись. Это я к тому, что если какой-либо богатый, но и капризный в эстетическом понимании человек да и с заковыринками задумает завести тайник, но тайник особенный, с затеями и с игрой, он такого умельца отыщет? Вы как считаете?