Каменный убийца - стр. 19
Миссис Финни говорила на хорошем французском, правда с сильным акцентом.
– Мама! – Томас покраснел.
– Я помню те дни, – сказала Рейн-Мари. – Моя мать ходила убирать чужие дома.
Миссис Финни и Рейн-Мари поговорили о тяжелой работе, о воспитании детей, о «тихой революции» 1960-х годов, когда квебекцы наконец стали maîtres chez nous – хозяевами в собственном доме.
– Хотя моя мать продолжала убирать в домах англичан в Вестмаунте, – сказала Рейн-Мари, раскладывая по порядку сданные карты. – Одна без козыря.
Мадам Финни заглянула в карты Рейн-Мари и одобрительно кивнула:
– Надеюсь, наниматели были добры к ней. Со стыдом признаю, что мне приходилось этому учиться. Это было почти так же трудно, как освоить сослагательное наклонение в английском.
– Примечательное было время, – сказал Гамаш. – Волнующее для большинства франкоязычных канадцев. Но я знаю, что англичане заплатили огромную цену.
– Мы потеряли наших детей, – сказала миссис Финни, обходя стол, чтобы заглянуть в карты Гамаша. – Они отправились искать работу на языке, который знали. Вы, возможно, стали хозяевами, но мы превратились в иностранцев, присутствие которых в собственном доме стало нежелательным. Вы правы. Мы заплатили большую цену.
Она показала на десятку бубен у него в руке. В ее голосе не слышалось ни жалости к себе, ни сентиментальности. Может быть, немного укоризны.
– Пас, – сказал Гамаш.
Он играл на пару с Сандрой, а Рейн-Мари – с Томасом.
– Я уехать из Квебека, – сказал Томас, который понимал французский лучше, чем говорил на нем, а это явно было лучше, чем наоборот. – Уехать далеко – в университет в Торонто. Квебек трудно.
«Занятно, – подумал Гамаш, слушая Томаса. – Если ты не говоришь по-французски, то можешь поклясться, что Томас двуязычен, настолько идеальное у него произношение. Вот только со смыслом je ne sais quoi».[30]
– Три без козыря, – сказал Томас.
Его мать отрицательно покачала головой и тихонько щелкнула языком.
Томас рассмеялся:
– Ах уж этот язык моей матушки!
Гамаш улыбнулся. Ему нравился Томас. Гамаш подозревал, что Томас нравится многим.
– Кто-нибудь из ваших детей остался здесь? – спросила Рейн-Мари у мадам Финни.
У Гамашей хотя бы Анни жила в Монреале, но Рейн-Мари каждый день тосковала по Даниелю и спрашивала себя, как такое вынесла эта женщина и многие-многие другие. Неудивительно, что эти люди не очень любили квебекцев. Из-за языка им пришлось расстаться с детьми. Никаких благодарностей они за это не получили. Фактически произошло нечто противоположное. Среди квебекцев было распространено подозрение, что англичане просто тянут время, выжидают, когда их, франкоязычных, снова можно будет поработить.
– Остался один. Еще один мой сын.
– Спот. Он и его жена Клер приезжают завтра, – сказал Томас, переходя на английский.
Гамаш оторвал взгляд от карт, в которых все равно не было ничего интересного, и уставился на Томаса.
Как и его сестра Джулия, Томас говорил об отсутствующем брате теплым, радостным тоном, но за этим Гамашу слышалось что-то иное.
Он почувствовал легкое движение в той части своего мозга, ради отключения которой и приехал в «Усадьбу».
Настала очередь Сандры торговаться. Гамаш через стол сверлил взглядом партнершу.
«Пасуй, пасуй, – посылал он ей мысленный сигнал. – У меня ничего нет. Они нас прикончат».