Каменный убийца - стр. 10

Он вышел из дома и почувствовал обжигающую жару – не столько стена, сколько удар наотмашь.

– Нашел сахар? – спросила Рейн-Мари, погладив его по щеке, когда он, прежде чем сесть на свое место, наклонился поцеловать ее.

– Absolument.[19]

Она вернулась к чтению, а Гамаш хотел было взять «Ле девуар», но его большая рука зависла над заголовками газеты. Возможен еще один референдум о независимости. Война между бандами байкеров. Катастрофическое землетрясение.

Вместо газеты его рука потянулась к стакану с лимонадом. У Гамаша весь год слюнки текли, когда он вспоминал здешний фирменный лимонад: вкус свежий и чистый, приятный и терпкий.

Гамаш почувствовал, как тело его расслабилось. Ему стало легко и приятно. Он снял мягкую шляпу с полями и отер лоб. Влажность увеличилась.

В этой тишине и спокойствии трудно было поверить, что вскоре здесь разразится гроза. Но он ощущал у себя на спине щекочущий ручеек пота. Атмосферное давление повышалось, он чувствовал это, и слова, сказанные метрдотелем, когда Гамаш выходил из столовой, только теперь догнали его:

– Завтрашний день будет убийцей.

После освежающего купания и джина с тоником на пристани Гамаши приняли душ и присоединились к другим гостям в столовой. Под стеклянными колпаками горели свечи, и каждый столик был украшен простыми букетами роз. Более пышные цветочные композиции расположились на каминной полке – всплески пионов и сирени, нежно-голубой дельфиниум и великолепная дицентра, известная также под названием «разбитое сердце».

Финни сидели вместе: мужчины в смокингах, женщины в стильных летних платьях для теплого вечера. Чадо Марианы было одето в белые шорты и крахмальную зеленую рубашку.

Гости провожали взглядом солнце, скрывающееся за холмами вокруг озера Массавипи, и наслаждались обедом, начиная с фирменной amuse-bouche[20] из оленины. Рейн-Мари предпочла улитки с чесноком, после которых подали грудку жареной утки в подливке из дикого имбиря, мандарина и кумквата. Гамаш начал со свежей рукколы с огорода при гостинице и тонко нарезанного пармезана, потом заказал лосося в щавелевом йогурте.

Пьер вытащил бутылку из ведерка и вылил остатки вина в их бокалы.

– Что желаете на десерт?

– А что вы посоветуете? – Рейн-Мари сама не поверила, что спрашивает.

– Для мадам у нас будет мороженое со свежей мятой на эклере с шоколадным кремом, а для месье – пудинг du chômeur à l’érable avec crème chantilly.[21]

– Боже мой, – прошептала Рейн-Мари, повернувшись к мужу. – Что там говорил Оскар Уайльд?

– «Я могу противостоять всему, кроме искушения».

Они заказали десерт.

Наконец, когда в них больше уже не лезло, появилась сырная тележка с набором местных сыров, приготовленных в расположенном неподалеку монастыре бенедиктинцев Сен-Бонуа-дю-Лак. Братья вели созерцательную жизнь, выращивали животных, готовили сыры и пели григорианские хоралы такой красоты, что по иронии судьбы они, намеренно удалившиеся от мира, обрели всемирную знаменитость.

Наслаждаясь fromage bleu,[22] Арман Гамаш смотрел на другой берег озера, где медленно гасло солнечное сияние, словно этот прекрасный день не желал кончаться. Там горел одиночный огонек. Коттедж. Он выглядел не агрессивно, не нарушал чистоту нетронутой природы, напротив, казался гостеприимным. Гамаш представлял себе семью, которая сидит на пристани и наблюдает за падающими звездами, воображал их сельскую гостиную, где они при свете газовых ламп играют в карты или в слова. Конечно, у них есть электричество, но в его фантазиях люди в канадской лесной глуши жили при газовых лампах.