Каменные сердца - стр. 6
Это… этот труп, сидел в центре залитой кровью комнаты, подпираемый чем-то сзади. Голова резко запрокинулась назад, и от глотки до пупа темнел багровый зев распоротой груди настолько широкий, что проглядывались бледные ребра. Правая рука действительно тянулась вперед, сжимала что-то и будто висела в воздухе. А левая – покоилась на левом разрезе груди, словно сама ее и вскрыла. Внутренности вытащили и сложили вокруг тела так, чтобы угадывалась огромная голова с широко разинутой пастью в попытке проглотить труп. А кругом, спиралью огибая тело, методично и аккуратно тянулись кишки, от чего вместе с «головой» напоминало змею. Не в силах оторваться, Платон начал понимать, что эта ужасающая картина складывается из множества отдельных кусочков.
Тут же копошились криминалисты, поглядывавшие на труп с легким изумлением и даже недоверием.
Первым опомнился Додукаев. Он тихо сказал пришедшему в комнату следаку Крахмалову:
– Саня, оформляй протокол.
Это простое выражение несколько отрезвило и обоих оперов. Артем выдохнул носом, будто высморкался, достал смартфон и начал прохаживаться по комнате, фотографируя что-то ему одному интересное. Игорь Аркадьевич так и остался стоять на месте, опустив руки в карманы плаща, и задумчиво озирался. Платон достал большую тетрадь из кожаной папки, которую всюду таскал, и принялся заносить ориентировки, делать пометки.
Прав был Саня, такой жести он еще не видел. Пришлось склониться над трупом, чтобы различить детали, на первый взгляд незаметные. Запрокинутая назад голова оказалась раскроенной на две части, а хребет сломан. Глаза выдавили. Изо рта выбили все зубы, верхнюю губу пробили двумя гвоздями, проткнули и язык, прижали его к верхним деснам. Концы гвоздей уперлись в нижнюю губу так, что рот широко раскрылся. Левая рука так же была прибита гвоздем к груди. На том и держалась. Саму грудь вскрыли грубо, в несколько ударов, оставив глубокие зазубрины на ребрах. Правая же рука крепилась к рыболовной леске, натянутой на люстру, от чего казалось, что труп выставил ее вперед, сжимая груду камней. Да не просто камней, а перетянутых бечевкой булыжников, общими очертаниями напоминавших… сердце?
Платон выпрямился, огляделся.
– Инсталляция… – тихо обратился он к подошедшему Артему.
– Ага, я и камни, мать его.
– Старший здесь?
– На кухне сидит. Курит. Морда что у твоего бульдога.
Платон кинул взгляд на наставника – Игорь Аркадьевич прохаживался по квартире, внимательно оглядывал обстановку, все больше хмурясь от каких-то своих мыслей.
– Тогда идем.
При включенном свете кухня растеряла свой таинственный вид, превратившись в маленькое некрасивое помещение. Как и вся квартира, она насквозь была проедена дряхлостью и нездоровой желтизной, и от неправильно расставленной мебели вовсе казалось крошечной. Шкаф для посуды впихнут в угол, подперт холодильником, густо замызганным с боков; напротив холодильника примостилась покрытая жиром газовая плита, тут же на кронштейнах повисла железная мойка. У окна – стол, маленький, складной, да пара табуреток. За столом сидел крупный мужчина, одетый в приличный, но поношенный костюм. От неожиданно загоревшегося света он зажмурился, так и не выпустив сигареты изо рта, потом стал неприязненно промаргиваться.
– Привет территориалам, – кинул ему Платон, садясь напротив.