Каменные сердца - стр. 17

– Еще что добавишь? – спросил Платон, пробежавшись взглядом по параграфам.

– Там все есть, читай.

– Я про личные замечания. Может что-то странным показалось, или несостыковки какие.

– Да я о таких вещах Додукаеву рассказывал. Он разве не вносил в дело?

– Не, не думаю. Он часто подобные рассуждения держал при себе.

– Ну… – Штофф задумался.

– Давай же, Максим Давидыч, рожай измышления.

– Ну, было кое-что, – спец повернулся к оперу на своем круговом стуле, постучал пальцами по столу. – Так, эээ… я там в отчете указал, что следов взлома замков не было. И окна целы, даже заклеены бумагой, форточки все закрыты, балконная дверь на щеколде. Следов борьбы тоже нет. Все очень аккуратно, на своих местах. Так вот… Понимаешь, к чему я?

– Впустил убийцу?

– Ну, допустим. Дальше домыслы. Такие, как этот… как его… Шпагов, да, такие гостей радушно принимают, с водочкой, огурцами, пельменями. Вот… допустим, он впустил кого-то знакомого. И первым делом пошел бы накрывать стол – на двоих, естественно. Так?

– Ну?

– Баранки гну. Не было на столе ничего. Чашки-тарелки, но все грязные, немытые месяц. И для одного человека.

– Хмм… – теперь Платон задумался. – Что ж выходит, он впустил незнакомца.

– Нууу… видимо, впустил, закрыл за ним дверь, прошел в зал и стал ждать, когда ему башку раскроят. Либо, убийца просто помыл за собой посуду.

– Или зарубил где-то в другом месте, а тело потом приволок в квартиру.

– Или открыл замок магией.

– Шутки твои дурацкие.

– Ты меня сам спросил. Вот тебе пища для размышлений.

Платон задумался.

– Слушай, а почему опера и следаки из опергруппы таких мелочей не заметили?

Штофф пожал плечами:

– Наверное, заметили, дааа… не придали значения. Может, убийца правда за собой посуду помыл, бывало и такое. Да и кроме того хватало символов, чтобы не думать о подобных мелочах. Все эти каменные сердца, кишки, органы и прочее. Видимо, на том и погорели.

– В каком смысле?

– Да… я толком не знаю. Как заключение сдал, так меня и не привлекали особо.

Задав еще несколько не относящихся к делу вопросов, Платон тогда ушел. И с тех пор не давала ему покоя одна назойливая мысль: почему провалилась собранная из опытных оперов и следаков группа. Их созвали со всей страны, наделили абсолютными полномочиями. Как так случилось, что месяц упорной работы ничего не дал? И такой провал как-то очень быстро замяли, замолчали, негласно запретив вспоминать.

Опер взглядом нашел в толпе Сашу Крахмалова и, не отводя глаз, наклонился к жене.

– Свет, иди к Артему с Таней, я скоро подойду.

Поцеловал в щеку, и проводил взглядом.

Следак встретил его усмешкой.

– Здорово. А я ждал, когда подойдешь. А то все пялился-пялился, как на бабу в сквере.

– Здоров. Потолковать надо.

Они отошли к одной из покосившихся оградок. Следак оперся на нее, достал пачку сигарет, протянул Платону.

– Не, не буду.

– Странный ты мужик, – пробурчал Крахмалов, закуривая сигарету. – С кем надо куришь, с кем не надо – нет. Мне бы такую силу воли.

– А я и не курю.

– Ага, балуешься. Знаю. Ты по додукаевскому делу?

– Да.

Следак затянулся и выпустил дым через нос.

– Чего хотел?

– Ты работал в опергруппе, верно?

– Да какой там работал. На побегушках у Аркадича скакал. Там кроме меня народу до матери было. И все звездные, прям куда.

– Но дело ведь все равно знаешь.