Каменная сладость прощения - стр. 4
Джейд косится на часы над дверью. Замерев, она кусает губы. Внезапно меня осеняет: Джейд ездит на работу на общественном транспорте. Я достаю сумку из шкафчика и выуживаю из нее ключи от машины:
– Поезжай на моей машине.
– Что? Нет, не могу! А что, если…
– Это всего-навсего машина, Джейд. Ее можно заменить. – «В отличие от твоего отца», – думаю я про себя, вкладывая ключи ей в руку. – А теперь поторапливайся, пока не пришел Стюарт и не обнаружил, что ты не закончила мой макияж.
С облегчением выдохнув, Джейд обнимает меня:
– Спасибо! Не беспокойся, я буду очень аккуратна с твоей машиной. – Потом поворачивается к двери. – Всего тебе наихудшего, – бросает она на прощание излюбленную фразу. Потом из коридора доносится: – Я твоя должница, Ханнабель.
– Не надейся, что я об этом забуду. И обними от меня отца.
Я закрываю дверь, на полчаса до эфира оставшись в кабинете одна. Отыскиваю бронзатор и наношу его на лоб и переносицу.
Затем я снимаю накидку и, взяв письмо мистера Питерса, иду мимо дивана к столу. Без сомнения, эта работа – прекрасный шанс, особенно если учитывать мои последние неудачи. Я перескочила бы с пятьдесят третьего по рейтингу телеканала на третий. Через несколько лет я могла бы дорасти до таких программ на Национальном телевидении, как «Доброе утро, Америка» или «Сегодня». Без сомнения, моя зарплата увеличилась бы в разы.
Я сажусь за стол. Очевидно, мистер Питерс видит перед собой ту же Ханну Фарр, что и все остальные: одинокую энергичную женщину без корней, карьеристку, которая с готовностью соберет вещи и переедет в другой конец страны ради денег и большой должности.
Взгляд падает на мою фотографию с отцом на кинопремии «Выбор критиков» в 2012 году. Я закусываю губу, вспоминая эту роскошную вечеринку. Блестящие глаза отца и его покрасневший нос говорят о том, что он уже успел перебрать. На мне серебристое вечернее платье, на лице широкая улыбка. Но взгляд запавших глаз какой-то опустошенный. Сидя с отцом, я действительно чувствовала себя опустошенной. Не потому, что не получила премию, а потому, что мне было одиноко. Вокруг других номинантов толпились мужья и жены, дети и трезвые родители. Они смеялись и веселились от души, а потом все вместе танцевали. Мне хотелось, чтобы и у меня было так же.
Вот еще одна фотография: мы с Майклом плывем на яхте по озеру Пончартрейн. Эбби с развевающимися белокурыми волосами сидит на носу спиной ко мне. Ставлю фотографию на стол. Надеюсь, через пару лет на моем столе появится еще одна фотография: мы с Майклом на фоне милого домика, рядом с нами улыбающаяся Эбби и, возможно, наши общие дети.
Я кладу письмо мистера Питерса в отдельную папку с пометкой «ИНТЕРЕСНО», где уже находится с десяток подобных писем, полученных за последние годы. Сегодня я отправлю обычное письмо с благодарностью, но без определенного ответа. Майклу необязательно об этом знать. Поскольку, как бы избито и старомодно это ни звучало, престижная работа в Чикаго ничто по сравнению с возможностью стать частью семьи.
Но когда у меня появится эта семья? Не так давно мне казалось, мы с Майклом думаем одинаково, неделями обсуждали наши планы на будущее и делились своими мечтами. Мы выбирали имя для нашего будущего ребенка – Захари, или Эмма, или Лиам, – рассуждая о том, на кого он будет похож и кого хотела бы Эбби – братика или сестренку. Мы часами прочесывали Интернет в поисках дома для семьи, посылая друг другу ссылки с комментариями вроде: «Мило, но Захари нужен более просторный двор для игр» или «Только представь, чем мы могли бы заниматься в такой огромной спальне». Кажется, все это было много лет назад. Теперь мысли Майкла заняты только его политической карьерой, а все разговоры о будущем сводятся к фразе: «Вот Эбби окончит школу».