Камень. Книга шестая - стр. 22
Пипец! С алкоголем надо завязывать! Спасибо тебе, Виктория, что мы дальше веселиться не поехали!
– Владимир Иванович, спасибо вам огромное! – поблагодарил я его. – Вы сделали все правильно! А императору кто доложился, тоже вы? – И, заметив, как напрягся ротмистр, сразу же его успокоил: – Владимир Иванович, я прекрасно понимаю, что это часть вашей работы, просто хочу восстановить всю картину целиком…
– Государь уже знал, что вы покинули Бутырку… Это именно он мне позвонил и приказал любыми способами удержать вас в особняке.
– Понятно…
Царственного деда тоже можно было понять, сохранение репутации, все дела…
– А Михаил Николаевич сильно возмущался, когда приехал?
– Князь был очень злой, Алексей Александрович, и задавал аналогичные вашим вопросы. А после того как узнал, что в особняке с визитом был государь, самым натуральным образом плюнул и ухал к себе.
Да, славно мы с папашей посидели, ничего не скажешь!
А вот и сам мой родитель, легок на помине, в прохоровском спортивном костюме, с двумя бутылками вина в руках и в прекрасном настроении. За ним шли воспитатель с Иваном.
– Ну что, – отец с разбегу плюхнулся в кресло и только потом поставил бутылки на стол. – Кто из вас поведает историю нашего с сыном пьянства? – ухмыльнулся папаша. – Прохор ничего не говорит, как его ни пытал, а вот ты, Иван, я вижу, прямо горишь желанием!
– Ну не то чтобы очень, но рассказать есть что… – хмыкнул тот. – Вам с какого момента?
– С самого начала.
– Хорошо. В самом начале, когда только ушла государыня с великими княжнами, вы с царевичем сидели очень даже культурно, а вот потом…
А вот потом контроль над ситуацией под влиянием непомерного употребление алкоголя, со слов Колдуна, был полностью и безвозвратно утерян: душевные разговоры за жизнь и проникновенные тосты ввиду отсутствия музыкального сопровождения в виде даже самой завалящей магнитолы плавно привели к самостоятельному и крайне душевному исполнению застольных песен. «Ой, мороз, мороз…» была пропета два раза, «Валенки» один раз, «По Дону гуляет казак молодой» трижды. А вот когда мы с отцом затянули «Чёрный ворон», дед Михаил, «дежуривший» все это время вместе с Прохором и Иваном в коридоре, понял, что дело плохо, и решил прекратить эти затянувшиеся пьяные посиделки, но был благополучно послан цесаревичем далеко и надолго под предлогом того, что князь, видите ли, мешает его общению с сыном.
– Ну, тут этот сын и засадил папаше с правой, да так, что этот самый папаша в полёте койку разворотил, – ухмыльнулся Кузьмин. – А грозный сын встаёт такой и говорит: «Ещё раз деду что-нибудь подобное скажешь, покалечу».
Я схватился за голову и виновато посмотрел на отца:
– Извини, пап, не в себе был…
– Да ты-то тут при чём? – нахмурился он. – Я за дело получил. – И спросил у Кузьмина. – А что князь?
– А тот посмотрел на вас и заявил: «Делайте вы что хотите! Я в дела Романовых больше не лезу! Хватит с меня!» Развернулся и ушел к себе в камеру. А мы остались с Прохором в коридоре следить, чтобы вы друг друга не поубивали. А в том, что вы это можете, мы как бы и не сомневались…
– А я что? – вздохнул отец. – Ну, ты понял…
– Вернулся за стол и торжественно пообещал царевичу, что Михаила Николаевича больше никогда дурным словом не назовешь, и даже не подумаешь о нем плохо. После этого вы долго обнимались, а потом снова выпили.