Калейдоскоп. Расходные материалы - стр. 47
Если бы не война, думает Грег, мы бы и сейчас не обратили внимания на эти звуковые волны.
Уже наступила полночь, из блиндажа выбирается Томми и спрашивает:
– А что Сэм и Орельен?
И Грег понимает: их товарищи так и не вернулись.
Утром никто не рассказывает снов. От Сэма и Орельена нет вестей, и это значит – в роще действительно засели немцы. В полевой бинокль Томми рассматривает пылающие кроны – никаких признаков жизни. Видать, боши окопались и ждут нашего появления. Было бы разумно вернуться назад, к своим – но никто из нас не думает о возвращении, жажда мести стучит в наших сердцах. Если будем действовать быстро, застанем немцев врасплох. Мы обрушимся на них, как бич Бога, сметем с лица земли, уничтожим как крыс.
Примкнув штыки, гуськом мы петляем по лабиринту. Вчера здесь шли наши товарищи, а сегодня идем мы, чтобы отомстить. Окопы тонут в утреннем тумане, шаги звучат глухо, жижа хлюпает под ногами. Воздух удушлив, серный запах кружит голову. Кажется, мы идем много часов – нас по-прежнему окружает утренний сумрак, солнца не видно, в небе какое-то тусклое пятно – похоже, оно замерло, будто его притормозил какой-то новый Иисус Навин.
– Не останавливаемся, – командует Томми, – не останавливаемся!
Со вчерашнего утра у нас во рту ни крошки. Животы подводит от голода. Мы заставляем себя думать, что там, в немецких окопах, полно еды. Все знают – немцев снабжают куда лучше нас.
Сволочи. Тевтонские варвары. Сытые тевтонские варвары.
Ненависть кипит в наших сердцах.
Мы нашли их у самой опушки. Белый саван тумана укутывал неподвижные тела, словно одеяло.
Выпрыгнув из окопа, Томми и Серж бегут к убитым. Подняв винтовки, мы всматриваемся в серую мглу, ожидая нападения.
Как это по-немецки: бросить мертвые тела как приманку!
Мы ловим каждый шорох, чтобы огнем прикрыть наших товарищей.
Вероятно, немцы чувствуют нашу решимость: ни единой ветки не колышется, все словно вымерло.
Через минуту Томми и Серж возвращаются.
– Мы должны прочесать рощу, – говорит Томми.
Голос его дрожит от ярости.
– Вы бы видели, что они сделали с Сэмом! – говорит Серж.
Мы снова в блиндаже. Похоже, мы потеряли счет времени: над окопами по-прежнему стелется туман, солнце так и не появилось, утренний сумрак сменился вечерним. Несколько раз мы прочесали рощу, но не встретили ни одного немца.
– Наверное, это лесные звери, – неуверенно говорит Грег, – волки или медведи… вы же видели Сэма?
Горло Сэма было разорвано, голова едва держалась на лоскуте кожи и кровавом, обнажившемся позвоночнике. Черты искажены гримасой боли, хорошо знакомой любому, кто закрывал глаза другу, заживо выпотрошенному осколком гранаты… гримасой боли и нечеловеческого ужаса.
– Медведи тут ни при чем, – говорит Томми, – это немецкий зазубренный штык. Мы же знаем, они специально такие делают!
Это правда: мы ненавидим зазубренные немецкие штыки. Если кто попадает к нам в руки с таким штыком, мы приканчиваем его этой же пилой. Чтобы знал.
– Вспомните Орельена, – продолжает Томми. – Его что, тоже медведь задрал?
Какой там медведь! Орельену одним ударом перерезали сонную артерию. Его мертвое лицо было спокойно; казалось, он даже доволен, что все кончилось именно так.
– Я ему немножко завидую, – говорит Серж.
Голос его дрожит.
Мы знаем, что надо отступать, но не можем заставить себя тронуться с места.