Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - стр. 53
Значит, дело вовсе не в усердии и не в постижении тонкостей изучаемых наук. А в чём же тогда? И тут же Яшка сам себе и отвечал на вопрос: в удаче! Но что это за штука такая, и почему Лобзику она сопутствует почти всегда, а ему – не очень? Даже на сессиях, где Яшка с великими трудами выцыганивал у экзаменаторов спасительную троечку, Лобзик спокойно и без особых стараний зарабатывал твёрдую четвёрку. О пятёрках, конечно, разговор не шёл, за исключением, может быть, Галки, которая всегда серьёзно готовилась к экзаменам и даже по самым несдаваемым предметам умудрялась получать высший балл.
Кроме Лобзика, на экзаменах везло ещё, как ни странно, Анохе. Каждый раз, готовясь к походу на экзамен, он надевал старенькую рубашонку, поношенные брюки, и вообще его внешний вид говорил о крайне пролетарском происхождении, наложившем на него свой неизгладимый порочный отпечаток. От этого сердце даже самого сурового преподавателя смягчалось, и, дабы не доводить несчастного парня до неминуемого самоубийства, тот вписывал в зачётку Анохи тройку, а то и четвёрку, даже не поинтересовавшись, знает ли тот что-нибудь из экзаменационного билета. Выйдя из аудитории Аноха мгновенно преображался. Распрямлял плечи, разглаживал маскировочную рубашку, победно цыкал через выбитые зубы и теперь уже напоминал совсем другой пролетариат – тот, что взял хитростью бастионы самодержавия, только что совершил очередную октябрьскую революцию, взяв Зимний и расколотив там ненавистную буржуазную вазу династии Цин.
У Трихи, постоянно пытавшегося повторить его крёстный путь, чаще всего этот трюк не проходил, потому что бедняга никак не мог скрыть от придирчивого экзаменатора свои вороватые цыганские глаза и ехидную ухмылку, отчего рука, раздающая отметки, невольно тянулась проверить, на месте ли кошелёк и документы, а вовсе не вписать в зачётку испытуемого спасительный балл.
Петя сдавал экзамены без особых проблем, правда, ему было далеко до Лобзика, порой даже не знавшего, какой предмет он пришёл сдавать, или Галки, которая действительно выучивала предмет на отлично. Более того, на четвёртом курсе он заболел и ушёл в академический отпуск, отстав ото всех на год, но такой крепкой дружбы в их компании к тому времени уже не было.
Экзамены экзаменами, и они были необходимой студенческой рутиной, без которой никак не обойтись, но самое интересное происходило как раз за стенами студенческих аудиторий, то есть в институтском актовом зале, где на сцене всегда была установлена аппаратура для вокально-инструментального ансамбля и даже существовал график репетиций для ансамблей с каждого из факультетов.
Пару раз в году в институте проводились музыкальные конкурсы и фестивали, притянутые за уши к каким-нибудь красным датам календаря, и, конечно же, Лобзик никак не мог пропустить подобных мероприятий. Собственных песен, как и прежде, у новоявленной рок-группы всё ещё не было, но пара разученных чужих песен со словами, худо-бедно всё-таки слепленных Яшкой, была уже отрепетирована. Немного спасало и одновременно вредило то, что обязательные песни советских композиторов, являющихся членами Союза композиторов, нужно было исполнять на этих мероприятиях первым номером, притом так, чтобы они хоть отдалённо напоминали оригиналы, исполненные телевизионными профессионалами. А этого, увы, как друзья ни бились, не получалось. Довольно слабенькие, но исключительно громкие вокальные данные нахального Лобзика тут уже никак не способствовали успеху. Ясное дело, что ухарское «Кант бай ми ло…», вдохновлявшее слушателей в кузове деревенского грузовика, здесь не прокатывало, и требовалось искать какие-то иные пути к вожделенному первому конкурсному месту. Второе или третье место из четырёх, а именно столько факультетов было в институте, и только по одному ансамблю допускалось к конкурсу от факультета, никого из Лобзиковой компании не устраивало…