Каленым железом - стр. 38
А ему замечают:
– Ты зачем же весь в мыле лезешь париться? Ты разве не знаешь, что от мыла тут будет вонь?
– Я знать тебя, змей, не знаю! Мне глаза щипет, а он хреновину тащит, – ярился Ваня в поисках крана.
Нашел. И, держа голову под облегчающей струей, ругался так страшно и ужасно, что поток его слов остановил строгий голос:
– Постыдились бы вы, молодой человек. Довольно молодой, а позволяете такие гнусные речи.
– Щас, щас. Я тебе щас отвечу, – сулился слесарь.
Но пока он промывал глаза, захлопала дверь, и по промытии глаз в парилке никого не оказалось.
Панкрат тогда вышел в моечную, но там люди сидели уныло и ждали воды. Иван тогда плюнул, наскоро ополоснулся и побежал одеваться.
Он дышал шумно, а когда подошла тетушка, приказал:
– Подай-ка мне, старая ворона, жалобную книгу. Я там распишу все ваши безобразия.
Тетушка потемнела лицом, открыла кабинку и ушла.
– Книгу, книгу не забудь, – послал Иван вдогонку.
Тетушка не выдержала:
– Фигу – книгу.
– Как так?
– Нету книги, – дерзко отвечала тетушка.
– А где ж она?
– А кто знает? У баб в отделении… Ты иди к ним. Они тебе дадут.
Тут Ванек ослабел и заругался словами окончательно черными.
А между тем за ним уже некоторое время наблюдал какой-то человек – розовенький, толстенький, с женским лицом, бородкой и длинными волосами. Он подошел к Ивану и тронул его за плечо. Иван поднял голову.
– Нехорошо, – сказал толстенький. – Нехорошо так распускаться.
И Иван узнал голос, журивший его в парной.
– Ты еще тут будешь, – буркнул он. – Иди отседа, козел патлатый.
– Нехорошо! Нехорошо уже не только потому, что вообще нехорошо, а также и потому, что завтра – родительский день, а это у русских – праздник. Так что – нехорошо. Грешно.
Тут Ивана озарило.
– А-а! Святоша! Очень приятно! Ты че сюда приперся? У тебя ж, говорят, одна ванная десять квадратов. Ты зачем сюда пришел, опиум для народа?
– Ванная комната у меня действительно довольно вместительная, – сказал человек, в котором Иван узнал попа из Покровской церкви. – Ванная у меня вместительная, – повторил этот человек. – Но дело в том, что я люблю париться и стараюсь, когда есть свободное время, посещать общественную баню. Кроме того, не опиум для народа, а опиум народа. Так будет правильней.
– А ты откуда знаешь, как будет правильней?
– Мы этот вопрос, дорогой товарищ, изучали в семинарии.
– Дак, а вы… это… разве вам можно такое изучать в семинарии? – ошалел слесарь.
– Не только можно, но и нужно, – отвечал поп, но уже нехотя.
Очурав Ивана, он заторопился.
– Постой, постой, – придержал его Иван. – Постой, разговор есть.
– Не о чем нам с вами говорить, дорогой гражданин, – хмуро сказал поп. – А кроме того, я тороплюсь.
– Да я… щас.
И Иван, проворно натянув одежду, вышел вслед за батюшкой, который ждать все-таки не стал, а пошел своим ходом.
И в самом деле, что ему за интерес?
Но пошел он своим ходом прямо в деревянную пивнушку, притулившуюся близ бани. И там Иван его догнал. В пивнушке было людно. Толкались. Поп угощался на воздухе. Слесарь обратил внимание на тот факт, что нос попа – красен.
Добыв пару кружек, Иван уселся на завалинке, вынул сушеную щуку и сказал:
– Располагайся, батюшка. Угощайся.
– Постою, – ответил батюшка, но все же присел. И рыбкин хвостик взял.
– Вот ты мне скажи, не знаю, как тебя зовут, – задушевно начал Иван. – Скажи, какой толк вот от этой твоей религии?